И Кучумов - Англичане едут по России. Путевые записки британских путешественников XIX века

Нерчинские рудники Восточной Сибири находятся в 4472 верстах от Москвы, и туда до сих пор ссылают особо опасных преступников [154]. И хотя каторжный режим сейчас значительно смягчился, все же восемь часов добычи серебра под землей – это тяжелая кара. Однако не всех ссылают так далеко, заставляя испытывать ужасные страдания: все зависит от тяжести приговора. Человека могут сослать в Западную Сибирь или даже в два раза дальше ее – в Восточную, его путь может отклоняться на север и юг примерно на 20°, доходя до 44° северной широты. Южные районы Тобольской и Томской губерний мало подходят для землепашества, но часть вновь образованной Семипалатинской области [155], расположенной южнее и восточнее оз. Балхаш, уже называют Сибирской Италией [156]. Осужденные идут в Сибирь исключительно пешком и зачастую в непогоду. Казенные пересылочные пункты, где они питаются и спят, располагаются в пятнадцати-двадцати верстах друг от друга, и кормят в них только щами, поэтому соседние крестьяне приносят осужденным еду.

Нам хотелось узнать не только об этих местах, но и о тех, что находятся дальше. Однажды мы повстречали купца, который тоже направлялся в Екатеринбург, в другой раз – человека, ехавшего в Тобольск и оттуда в Кяхту, куда, по его словам, он, если найдет лошадей, попадет через двадцать дней. Еще в одном населенном пункте мы разговорились с только что прибывшим с Амура чиновником. Он опоздал в Москву на коронацию, очень об этом переживал и расспрашивал нас обо всех подробностях торжества. Бедняга! За пять месяцев пути он весь замаялся, к тому же в Тобольске подхватил лихорадку. По его рассказам, крайне утомительной была поездка по Маньчжурии: ехать пришлось на северных оленях, но так как в тех местах нет почтовых станций, то можно было преодолевать лишь тридцать-сорок верст в день и через два-три дня давать животным суточный отдых. Дневная жара и ночной холод часто были неимоверными.

Третье утро после нашего отъезда из Казани, 12 сентября, выдалось восхитительным и безоблачным, но холодным. Сочные осенние краски делали лес пестрым, а атмосфера напоминала погожую рань конца октября. С возвышенности перед почтовой станцией Култаево [157]нам открылась изумительной красоты и обильно покрытая нивами долина Камы. Вдали маячила Пермь. Несмотря на солнечную погоду, пейзаж имел откровенно северный вид: это проявлялось в поселениях, окруженных крепким деревянным частоколом и снабженных воротами для защиты людей и скота от волков и медведей, крепких избах из грубо обработанных бревен, маленьких окнах и дверях. То же самое мы увидели и в Перми, куда прибыли в половине двенадцатого утра, миновав ворота, столбы которых были увенчаны башенками, обшитыми ослепительно сверкающим на солнце железом, словно лавка жестянщика [158]. Как и во всех русских городах, пермские улицы широкие и перпендикулярные. Некоторое число роскошных зданий, и вот уже показалась окраина, отделенная от леса пустым пространством, особенно в северной, прибрежной части города. В Перми имеется несколько довольно своеобычных зданий, фасады которых обращены к Каме – это, в частности, почтовая контора и весьма респектабельный отель [159]. Небольшая тропинка вела вниз по неровному, поросшему травой берегу, на вершине которого виднелось скопище деревенских телег с сибирскими товарами, а у подножья – несколько небольших суденышек, снующих между причалом и стоящим на якоре пароходом. Если по суше до Перми можно добраться за три дня, то водным путем – за две-три недели, и то, если еще повезет. За рекой до самой тундры и Северного Ледовитого океана простирается дремучий лес.

Я прибыл в Пермь в совершенно разбитом состоянии: трое суток, проведенных в тарантасе, самая ужасная из всех известных мне дорог, мчавшиеся почти без отдыха резвые почтовые лошади, холод и сырость не прошли даром. К счастью, отель находился при почтовой станции. Это было очень уютное и хорошо обставленное, обращенное фасадом к реке здание с укромным двориком-садом, который в лучах солнца казался довольно теплым и создавал ощущение, что мы находимся гораздо южнее этих мест. Особняк принадлежал англичанину, ранее унаследовавшему гостиницу Говардов в Москве [160]. Несколько лет назад он построил в Перми этот отель, но потом тут сменился губернатор, а враги. Короче говоря, в результате интриг бизнесмену пришлось бросить свое дело и готовиться к отъезду. Едва узнав, что у него поселился англичанин, этот бедняга сразу же прибежал ко мне – я был для него первым лучом света за все время, проведенное в здешнем темном царстве.

Чтобы отбыть в Оренбургскую губернию, нужно было поменять паспорта. На это требовались сутки, и я, восстанавливая силы, кипел от возмущения этой бюрократической волокитой. В самом теплом и тихом номере проживали два молодых чиновника. Незадолго до нашего приезда у дороги за городом поселились шестеро медведей, поэтому этим людям пришлось несколько дней провести в отеле. Когда звери ушли, они продолжили свой путь, и я смог переселиться в их номер.

Переоформив свои документы, мы во второй половине следующего дня выехали из Перми [161], и вскоре на смену городским огням пришло сияние звезд, а суете почтовой станции – шум гулявшего по лесу ветра.

Первая встреча с Уралом. – Горный перевал. – Екатеринбург. – Горные заводы. – Производство оружия. – Монетный Двор. – Азиатская сторона Урала. – Златоуст. – Заводы. – Сатка.

– Вишь, барин – Уральские горы!

– Пошел к черту, отстань!

– Sehen Sie nicht die Ural Gebirge am Horizont?

– Ich sehe die Sonne, wie in das Heimathsland, von die Nebeln hinaufgehen. Lassen Sie mich noch traumen.

– Mais, Monsieur, apres avoir parcouru toute la Russie pour voir les Urals, ne vaut-il pas la peine de les regarder?

– Mais, done est-ce qu’ils s’en iront?

– Well, Sir, shall I just give them a salute with my three remaining barrels? [162]

То ли этот призыв, произнесенный по-английски, то ли перспектива выстрела из револьвера вблизи его уха произвели такой эффект, сказать, пожалуй, трудно, но несомненно, что в этот момент спящий проснулся и медленно приходя в себя, увидел далеко на востоке голубые очертания Урала.

Урал впервые возникает на почтовой станции Ачитская [163], примерно на полпути между Пермью и Екатеринбургом, а с почтовой станции Бисерская [164], можно сказать, начинаются его окраинные хребты. Леса в этих местах не такие густые, как на Вятке, и при приближении к горам на смену соснам обычно приходят березы. Между Бисерской и Клёновской [165]имеются живописные долины, напоминающие шотландские. В дни, когда мы их пересекали, они были восхитительно красивы в силу своей осенней расцветки. Поверхность земли здесь волнообразная до самого начала перевала – по этой причине мы периодически упускали из виду главный хребет и не верили, что доберемся до него. Вокруг селений лес обычно частично вырубают под пастбища и луга, сохраняя его отдельные участки – почти как в английском парке. Дорога была отвратительна. У подножия главного хребта она пересекает Чусовую – небольшую, но имеющую важное значение реку. Два ее ответвления текут по обеим отрогам Урала, на которых расположены медные Гумёшевские рудники [166], —примерно в сорока милях южнее Билимбаевского завода [167], где указанную реку пересекает Сибирский тракт. Обогнув западный склон Урала в северном направлении почти на полтора градуса широты, Чусовая поворачивает на запад и впадает в Каму в двенадцати-пятнадцати милях выше Перми. Эта река судоходна – по крайней мере, весной, – почти от самого своего истока, и поэтому активно используется для перевозки больших объемов продукции этого чрезвычайно богатого района. В селении Билимбаевского завода находятся огромные чугунолитейные предприятия семьи Строгановых. Еще через десяток верст дорога пересекает небольшой приток Чусовой – последнюю реку европейской части страны [168]. Пройдя чуть южнее горы Березовой [169](в тех местах, по-видимому, имеются две горы с таким названием, вторая расположена к западу от почтовой станции Киргишанская [170]) и по склону горы Волчиха [171], которая поднимается на высоту 1100–1200 футов над перевалом, дорога спускается вниз. На расстоянии примерно тридцати одной версты от Билимбаевского завода и в двадцати трех верстах от Екатеринбурга, немного западнее д. Решеты [172], она пересекает Малую Решетку, приток Исети – первой реки в азиатской части России. Исеть впадает в Тобол у Ялуторовска [173]на пути в Омск, Иртыш – у Тобольска и Обь на полпути между этим городом и Берёзовым [174], откуда воды, собираемые с Урала, Киргизской степи [175], Алатау и Алтайских гор, попадают в Северный Ледовитый океан. Немного южнее этой дороги реки Чусовая и Исеть сближаются до четырех верст друг от друга, что породило мысль соединить их каналом, т. е. объединить водные коммуникации Каспийского моря и Северного Ледовитого океана, однако этот проект не был осуществлен [176].