Сара Маркиз - Свободная. Там, где нет опасности, нет приключений [litres]

Его потрясающее кожаное седло украшено красными монгольскими надписями и рисунками. Не говоря ни слова, он отгоняет собак с помощью лошади, чья смелость не уступает красоте. Я благодарю его.

Он отвечает мне достойным молчанием. Всадник ждет еще немного, чтобы удостовериться в том, что собаки не нападут снова, затем чуть заметно кивает мне и исчезает в степи так же быстро, как и появился. А я с отвисшей челюстью наблюдаю за тем, как удаляется столб пыли. Мне нужно несколько секунд на то, чтобы среагировать и уйти от этих людей как можно дальше и быстрее.

Я изо всех сил стараюсь увеличить дистанцию между собой и собаками, но все еще думаю о человеке на черной лошади. Кто он? Единственный настоящий монгол в этих степях? Настоящая загадка. Я так люблю моменты, когда слова кажутся излишними.

В тот день я разбила палатку под старым деревянным мостом, вдали от любопытных взглядов. Спряталась, словно зверь, и была счастлива иметь над головой такую арочную защиту. Я поставила себе чай и наслаждалась тишиной. Вокруг никого, только бесконечная степь расстилается до самого горизонта. «Хорошее окончание дня», – с улыбкой говорю я сама себе. Все могло обернуться для меня кошмаром. Эти собаки обучены охранять скот от воров и волков. Они красивы, но представляют угрозу, поскольку не дрессированы и не одомашнены. Размер и толстая шкура идеально защищают их в этих условиях, особенно в суровые зимы. Я называю их степными львами. Не буду вспоминать, что не привита от бешенства. Я быстро забываю о нападении и начинаю мечтать о загадочном всаднике. Завороженно смотрю, как закипает вода и медленно улетучивается из котелка. Ко мне возвращается прекрасное расположение духа, и я привычным жестом наливаю себе желанную жидкость.

Я благодарю своего защитника.

Атмосфера тяжелая, мне трудно перевести дыхание, даже когда я останавливаюсь. Я прячусь под зонтиком и потею, а точнее, теряю запасы воды в организме. Термометр превысил отметку в 40 °C, ветра совсем нет – ни малейшего намека на легкий бриз. Я устала и нахожусь на пределе срыва. В предыдущую ночь мне опять не удалось отдохнуть из-за вторжений. А теперь передо мной раскинулась равнина из сухой глины длиною в несколько километров и без единой возможности найти хоть какую-то тень. Земля отражает жару так сильно, что мне кажется, будто я иду по раскаленной сковороде! Я подбадриваю себя, понимая, что мне просто необходимо пересечь эту равнину. Вперед, Сара Маркиз! Вперед, Сара Маркиз, вперед! В такие трудные моменты мне приходится разделять себя и ее, так, словно она – это не я, поэтому подбадриваю ее вслух. Это дает мне энергию. Очень странно слышать собственный голос. Такой переход мало напоминает прогулку по парку, поэтому мне нужно разделить его на отрезки по пятнадцать минут, а после перерыва на отдых продолжить маршрут с десятиминутными перерывами. У меня не осталось физических сил. Меня доконал недостаток сна, ноги дрожат от нагрузки еще до того, как начинаю двигаться. Я не разрешаю себе смотреть на землю, на которой через равные промежутки остаются следы моих ног. Удерживаю взгляд на далеком горизонте – том месте, куда направляюсь. Я не опущу взгляд.

Четыре часа спустя, полностью обессилев, достигаю другого края равнины, рядом с грунтовой дорогой. Я с удивлением смотрю на нее, поскольку не рассчитывала найти ее здесь. Меня измучили постоянные визиты ночных всадников и недостаток сна вместе с невыносимой погодой. Я чувствую такую опустошенность, словно нахожусь в наркотическом опьянении. Мне даже страшно переходить эту дорогу, хотя на горизонте нет ни одной машины.

Я смеюсь и спрашиваю себя: «Итак, Сара Маркиз, теперь ты боишься грунтовых дорог?»

Я смеюсь над собственной реакцией и поднимаю голову. На другой стороне дороги замечаю странного вида убежище с красными километражными столбиками, погнутыми от ветра. Оно стоит на самой вершине холма. Я заинтригована, поэтому поднимаюсь, чтобы посмотреть, что к чему. Приближаюсь со стороны, толкая перед собой тележку, которая устало скрипит не меньше меня. Под навесом сидит мужчина, который занят тем, что медленно и методично распрямляет ржавые гвозди. Он поднимает голову, и несколько секунд проходят в молчании, пока он смотрит на меня, не мигая, затем улыбается так, что его лицо словно распадается на две половинки, и машет мне, чтобы я поднималась наверх. Он спрашивает меня на превосходном английском:

«Откуда вы? Где ваш велосипед?»

«Я из Швейцарии, иду пешком».

«Вы сумасшедшая! Вы швейцарка? Ну, тогда ладно, – продолжает он на французском. – Мы сможем поговорить, поднимайтесь!»

Эти слова звучат настолько естественно, что я оставляю свой багаж и присоединяюсь к нему. Он тут же настаивает на том, чтобы я отдохнула, но перед этим хорошенько подкрепилась. Оказывается, этот монгол всю жизнь работал в туристической компании. Теперь он планирует создать лагерь из юрт, которые нужно разбирать до начала зимы, a весной собирать опять, но ему не хватает денег. У меня накопилось столько вопросов о монголах. Особенно интересно, почему все монголы, которых я видела, задирают футболку, как только меня видят. И даже больше: почему они всегда справляют при мне малую нужду?

Это вторая половина второго дня, который я провожу здесь, и задаю ему все эти вопросы за чашкой чая. Он тут же начинает смеяться до слез.

Я не могу удержаться и начинаю истерически смеяться вместе с ним. Взрыв смеха пугает повара, который приходит с посудным полотенцем в руках. По цепной реакции он тоже начинает хихикать. Никто так и не ответил на мои вопросы. Я настолько истощена, что сплю целые сутки, покидая юрту только для того, чтобы поесть. Через три дня отдыха я надеваю ботинки и отправляюсь в сторону Хархорина.

Всегда трудно уходить после остановки. Я покидаю это умиротворенное место вскоре после полудня. Повар приготовил мне кекс из твердых сортов пшеницы, который я берегу тщательнее, чем золотой слиток. Спустя несколько часов я забыла про людей и нашла свой рабочий темп ходьбы. Но мне было очень полезно поговорить с кем-то, кто меня понимает. Перед уходом мой собеседник предупредил о вероятной смене погоды. Он сказал: «Так всегда бывает после Наадам (Дня независимости)».

В ту ночь я несколько раз переносила лагерь. Ветер менял направление и силу. Мне было просто необходимо найти защищенное место. Я обошла вдоль единственной скалы, которая состояла из нескольких миниатюрных вершин, торчащих прямо из земли. Я не хочу, чтобы гроза застала меня врасплох, поэтому вмуровываю свою палатку в землю при помощи всего, что мне удается найти. Затем удовлетворенно смотрю на темнеющее небо. Я захожу в палатку, особо не распаковываясь, потому что хочу быть готовой ко всему. Жду, пока небо покажет, что у него в животе. Кажется, сегодня живот очень полный. Начинается дождь. Я не сомневаюсь в крепости моей палатки: это одна из самых крепких, которые представлены на рынке. Для подстраховки выкапываю небольшие траншеи, чтобы обеспечить быстрой водосток на случай очень сильного дождя. Но у меня плохое предчувствие.