Александр Берзан - Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника. Свой среди медведей

– Безоблачное небо! – отвечаю я, – Сегодня будет солнечный день!

И мы торопимся разжечь нашу печку…

В девять часов – утренний сеанс связи. Через десять минут, мы, своей тройкой, уже вываливаемся из дома. Не задерживаясь, мы проходим по смотровой тропе, к месту вчерашнего окончания работ. Игорь с Андреем опять распределяются по речке, каждый – по своему берегу. У них – снова, поиски следов норки.

Я же, не отрываясь от них далеко, рыскаю по снежной равнине поймы. И по ближайшим окрестностям. За ночь мокрый снег схватился крепкой коркой наста и мне, очень даже приятно, ходить туда, куда вздумается…

Следов медведей пока не видно. Зато, вот! Здесь, вчера мышковала лисица!

– Звик! Звик! Звик! Звик!

Повизгивая каблуками болотников по насту, я подхожу к заиндевевшей за ночь, лунке. Рядом с нею валяется желудок и кишки мышки.

– Хм! Охота была удачной! – констатирую я и мечтаю, – Вот бы, найти лисий экскремент!

У Игоря, ведь, специализация – питание пушных зверей. Он всю зиму анализирует в Вороновской лаборатории, в Южно-Сахалинске, лисьи экскременты. И собольи тоже. У них база – со всей Сахалинской области! Для него ценен каждый лисий экскремент с Кунашира…

Просто так, из любопытства, я заглядываю в лунку. Узкая, сантиметров восемь и глубокая, сантиметров шестьдесят, лунка. На её дне, преспокойно лежит, лисий экскремент!

– О! – радостно хмыкаю я, – Ценная вещь!

Но, радость моя – преждевременна!

– Блин! Вот, сволочь! Изголилась, куда! – через минуту зло матерюсь я, не зная, что и делать, – Попробуй – достань!

– Надо, палками попробовать! – ещё через минуту, приходит мне в голову, мысль, – Ничем другим, туда не влезть!

Я шагаю к ближнему кусту ивы и срезаю два длинных прута… Возвращаюсь к лунке. Присев над ней на корточки, я стараюсь, в этом ледяном кувшине, зажать между концами двух палок “ценный экземпляр”… Ничего не получается! Это – всё-равно, что взять рисовое зёрнышко!

– Блин! Я что, японец?! – злюсь я, согнувшись над лункой, – Не умею я! Палочками!

Долгое время мне ничего не удаётся. Но, минут через тридцать, я побеждаю!

– Ура! Экскремент – мой! – я пляшу вокруг лунки от радости.

– Интересно! – я прекращаю свои индейские пляски и оглядываюсь по сторонам, – Что подумала бы лисица? Увидев мои “ужимки и прыжки” вокруг своего экскремента!

– А! Наплевать! – довольный собой, я заворачиваю лисий экскремент в кальку, привязываю к нему нитку этикетки и вкладываю его в матёрчатый мешочек, к другим, таким же…

Вскоре, я подхватываю медвежий след! Вот и у меня пошла работа! Спустившись на проталину поймы с моей стороны, взрослый зверь пасся на белокопытнике. Я вынимаю из кармана свою рулетку…

– Четырнадцать сантиметров! – бубню я себе под нос, пряча рулетку, – Взрослый.

Сейчас, повсюду из почвы торчат короткие и толстые, зелёные пеньки всходов белокопытника. Каждый из них увенчан, только ещё начинающим разворачиваться, зелёным кончиком листа. Я шагаю по кормовым набродам медведя и считаю поеди…

– Пятьдесят четыре скуса! Это – много!.. Интересно – медведи всегда едят только плотные ткани ростка!

Откушенные медведем, рыхлые, зелёные комки зачаточных листьев белокопытника валяются рядом с пеньками от скушенных черешков…

– О! Помёт!

Взмахом своего тесака, я срубаю ветку с ближайшего куста гортензии. Вторым взмахом, я отрубаю от ветки палку. Третьим взмахом, я делаю из этой палки – две. Это и есть палки – копалки.

– Таак! Сейчас посмотрим…

Основу этого помёта составляют узкие, зелёные листья осоки. Они составляют шестьдесят процентов объёма. Остальные сорок – это симплокарпус.

– Ничего особенного! – дёргаю я, плечом, – Ранней весной, это – обычный корм медведей…

Я шагаю дальше… Впереди и справа от речной долины, уже темнеет кронами пихт и елей, хвойный массив мамашиного языка! Я вижу медвежий след. Это – по снегу, со стороны этого массива, в пойму пришёл матёрый зверь! Я озираюсь по сторонам – на этом уровне от снега свободна лишь равнина речной поймы.

Едва ступив на проталину склона невысокой здесь надпойменной терраски, медведь начал кормиться белокопытником. Я шагаю по его следам и считаю…

– Сто два скуса белокопытника! – вскоре, радуюсь я, за медведя, – Сто два! Вот, это, масштабы!

Но, вот! Мою душу тронул холодок тревоги.

– Что-то я, слишком оторвался от своих! – прикидываю я, – Нужно… быть ближе.

Бросая по сторонам настороженные взгляды, я сваливаю по речной пойме вниз, к брату и Анисимову…

Во второй половине дня, с работой, мы доходим до уровня, где Тятина начинает делиться на крупные притоки. “Рыборазвод” – как говорят старые сотрудники заповедника. Здесь, в ямах, всегда стоит масса крупной кунджи. А нам – уже пора подумать, что будем есть вечером. Пока мы с Игорем разматываем леску с блёснами на берегу главной ямы, Анисимов куда-то отлучается…

Через полчаса, он появляется на метровом бугре над нами, держа рукой перекинутую через плечо палку, напоминающую черенок лопаты: “Мужики! Ну, как? Поймали что?”.

– Вот! – мы киваем на шесть рыбин среднего размера, сантиметров по сорок пять каждая, – Не много, конечно. Но, думаем – хватит.

– Да?! – озадачивается Анисимов, – А я подумал, что вы не поймаете и на вашу долю тоже вытащил.

Он поворачивается к нам спиной. И мы, с изумлением, взираем на трёх рыбин, короткими брёвнами свисающих с крюка, вдоль его спины.

– Ну, ни-че-го, себе! – у меня отваливается челюсть.

– Вот, это, даааа! – тянет следом, Игорь.

– Где ты, таких, нашёл?! – поражаемся мы, совсем не новички в здешней рыбалке, – Как вытащил?!

– Да, очень просто! – улыбается нам с бугра, Анисимов, – Они в завалах стоят. Туда никак не подлезть, кроме как моим крюком.

Тут приходит наш черёд чесать затылки: “А что же с ними делать?! Такая прорва мяса!”.

– Давайте, на котлеты перекрутим! – предлагает Андрей и тяжело сбрасывает багор с рыбинами с плеча на снег, к своим ногам.

Автоматически, я сую руку в карман, за рулеткой…

– Восемьдесят восемь сантиметров! – снова удивляюсь я, – Вот, это кунджа! Толстая – как бревно!

– Ну! – вторит мне Игорь, – Как уху варить будем?! Её голова не влезет даже в самую большую кастрюлю!

– Как-нибудь засунем! – смеётся Анисимов, – Разрубим!

Гуськом, друг за другом, мы шлёпаем по мокрому снегу речной поймы, домой. Уставшие, но довольные погодой, природой и нашей сегодняшней добычей…

Вот и наш, Тятинский дом. Усталость, комариным зуммером, звенит в каждой клеточке тела…

Наскоро хлебнув холодного чая и посидев десять минут, с дороги, мы распределяем обязанности – Игорь топит печку, моё дело – пластать рыбу, крутить на мясорубке фарш и жарить котлеты. Анисимов должен потрошить рыбу. Игорь занят печкой, в доме. Анисимов, присев на корточки на углу дома, перед лужей на границе снежного поля, потрошит кунджу. “Пока суть да дело” – я решаю сбегать “по своим делам”. Скворечник туалета стоит шагах в тридцати пяти от угла дома, ближе к лесу. К нему, по голому пустырю, от угла нашего дома, ведёт тропинка. Короткая пробежка…