Александр Берзан - Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника. Свой среди медведей

– Нашёл.

– Так. Его состав: Симплокарпус – семьдесят процентов объёма, гомогенат травы, крапива семь процентов. Шерсть и косточки полёвок – три процента…

– Хм! Этот медведь мышкует?! – уточняет Игорь.

– Ну, да! – отзываюсь я, – Вот! Конкретное подтверждение!..

– Помёт номер сорок пять. Симплокарпус сорок процентов, соссюрея – тридцать, крапива пять… Игорь, глянь! Что это такое?

Брат встаёт и сделав шаг, заглядывает мне через плечо: “Аааа… Это лягушачья икра”.

– Что?! – я удивлённо поднимаю на него глаза.

– Саш, я ж тебе говорю: “Икра дальневосточной лягушки”! – объясняет мне Игорь, – В экскрементах лисиц, она – обычное дело. Ты не смотри, что сейчас это – комочек чёрных ядрышек! Брось его в воду – и через пару часов, оболочка каждой яйцеклетки набухнет, и ты увидишь самую обыкновенную кладку лягушки.

Я, с сомнением, рассматриваю комочек чёрной крупы…

– Нууу! Это – ещё что! – смеётся Игорь, – Ты бы – моё лицо, видел! В лаборатории… Под вечер, уходя с работы, я на ночь, как обычно, закладываю в стеклянные, лабораторные стаканы очередную порцию экскрементов и заливаю их водой, чтобы размачивались. Утром, гляжу, а один из моих стаканов – полный лягушачьей икры! Зима за окном, сугробы белые… Я, грешным делом, подумал, что надо мной подшутили Басарукин с Вороновым! Выложил кладку на лист фильтровальной бумаги… На утро, на бумаге – комочек чёрной крупы! Вечером, бросаю этот комочек в стакан с водой. Утром прихожу – стакан опять полный лягушачьей икры! Удивительная вещь!

– Даааа, – тяну я, – Век живи – век учись…

– А, хочешь более глобальную мысль? – задумывается брат, – Ты представь, как эта штука, живуча! В моём случае – лисица могла съесть кладку лягушки только весной. Правильно?

– Ну, – киваю я, – Лягушки квокчат только весной.

– Я же, приступил к анализу этого лисьего экскремента – в марте. Посчитай!

– Через… одиннадцать месяцев!

– Вот! Одиннадцать месяцев этот экскремент пролежал в сухом состоянии, в экспедиционных сборах! Вывод?

– Икра лягушки функционирует через год абсолютного высыхания, как свежая! – прищуриваюсь я.

– Вот!

– Удивительно…

Раздумывая о лягушачьей икре в медвежьем помёте, я пару минут верчу в руках свою авторучку…

На сегодня – всё! За сегодняшний день, мы обработали двадцать медвежьих помётов. Двадцать штук за один день! Это круто! Довольные, мы поворачиваем вдоль подножия Борта, обратно…

Вскоре, далеко впереди, мы замечаем чёрную точку. Игорь поднимает к глазам бинокль: “Медведь, Саш! Будем подкрадываться?”.

Оптика моего фоторужья увеличивает не хуже, чем восьмикратный бинокль. В моём кадре, посреди мари, заполненной жёлто-белой стеной соломы прошлогоднего тростника, пасётся крупный медведь. Чёрная фигура зверя контрастно выделяется на окружающем фоне.

– Конечно, давай!.. Опять, через лесок?

– Ага! Хорошо! – прикидывает Игорь, – Справа зайти попробуем.

– Стук-щёлк! – я делаю первый кадр, издалека и мы трогаемся вперёд…

Вот и колок пихтарника. Он, подковой выгнут в сторону Борта. Игорь остаётся на ближайшем конце “подковы”. Я оставляю ему своё ружьё и с фоторужьём наперевес, крадусь к дальнему окончанию этой подковы…

Прикрываясь густыми пихточками подроста, я всё ближе подбираюсь к зверю…

– А, что делается вокруг, на просторах проплешины?

Я оборачиваюсь и гляжу через пустырь влево, на противоположный конец колка. Там, Игорь, утвердительно кивает мне, головой. Значит, всё хорошо. Я зыркаю глазами вокруг – почти в направлении медведя, от моей оконечности подковы колка, уходит ряд одиночных, молоденьких ёлочек, чуть выше человеческого роста. Прижимаясь к пышному ковру зелёного мха на земле, я ползу вдоль этого ряда молоденьких ёлочек, закрываясь еловыми лапами…

Всё! Последняя ёлочка! Я осторожно выглядываю из-под её мохнатой ветки: крупный медведь спокойно пасётся шагах в тридцати, прямо передо мной! Однако, полутораметровая стена прошлогоднего тростника частой сеткой закрывает медвежью тушу! Изредка переступив с ноги на ногу, медведь пасётся на траве. Он всё щиплет, щиплет и щиплет…

Наша семья, на Сахалине, всегда держала коров. Вы обращали внимание на то, как корова щиплет траву? Круговыми движениями языка, она набирает полный рот травы, сжимает губы и делает резкий и короткий рывок мордой, под себя. Глотает. И снова, орудуя языком, набирает полный рот травы.

– Хм! – думаю я, глядя на пасущегося медведя, – Он – как корова! Так же резко и коротко дёргает рылом под себя, когда набирает полный рот травы.

Я делаю пару кадров пасущегося медведя, сквозь жёлтый тростник. А, дальше? Дальше – делать нечего! Я просто лежу за крайней ёлочкой и жду, долго наблюдаю за медведем через объектив своего фоторужья. А медведь – всё щиплет траву! Высокая, жёлто-белая стена соломин тростника полностью закрывает то переднюю часть его туловища, то заднюю…

– Вот, блин! – матерюсь я про себя, лёжа на зелёном ковре мха, – Как трудно фотографировать!.. Вот бы, сейчас, высунул ствол! Бах! И убил! А, чтобы сфотографировать – ждёшь-ждёшь! Полдня! То – солнце не оттуда светит, то – ветка половину морды закрывает! То тучка освещение закрыла… Не понос – так золотуха!

Широкий и призёмистый как копёшка сена, медведь снова переступает с ноги на ногу, разворачиваясь ко мне левым боком. У него бурая, с жёлтыми подпалинами по бокам, шерсть. “Неряшливость оперения” говорит о том, что медведь вовсю линяет.

– Что же делать? – мучаюсь я, за ёлочкой.

Я озираюсь по сторонам: у моих ног начинается канавка полуметровой глубины, с водичкой по днищу. Канава протянулась поперёк всей мари.

– Можно выдвинуться по ней! – просчитываю я.

Я сползаю в канаву. Согнувшись в три погибели, я осторожно, стараясь не булькнуть водой, полуползу по канаве, параллельно медведю…

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.