Александр Берзан - Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника. Свой среди медведей

Мы шагаем по днищу… Вскоре, мы видим, что с нашего же склона, на днище распадка спускается медвежий след! Шагов через пятнадцать, мы подходим к нему.

– Смотри! Медведь спустился!

– Ага!

Цепочка снежных, когтистых отпечатков делает резкий поворот на днище и уходит перед нами, по распадку, вниз.

– Хм! – красноречиво хмыкает на это, Игорь, – Мы не одни – такие умные!

– Ну! – киваю я, – Медведь тоже просчитал, что вниз легче сваливать по забитому снегом, днищу! Здесь наст крепкий.

– Вчерашний!

– Ага, – киваю я, – Подмёрз.

Мы пристраиваемся следом за медведем, по его следам. По твёрдым следам шагать несравненно легче…

– Тоже, крокодил! – бурчит Игорь, стараясь ставить свои ноги в отпечатки медвежьих лап, – Так расставлять ноги! Ну, шире некуда!

– Может, они так раскорячиваются, чтобы не проваливаться глубоко? – предполагаю я.

– А что, тогда, в других местах они так не делают? – резонно возражает Игорь, – Мы всю весну тропим медведей по насту и нигде такого не встречали… Откуда они берутся здесь, на вулкане? Такие широкие?!

Я шагаю сзади Игоря и только молча пожимаю плечами, в ответ. Я-то, откуда всё знаю?

На часах идёт четвёртый час дня. Наст, конечно, исчез. Теперь, вместо него – набрякший влагой, плотный снег. Я начинаю проваливаться…

Днище нашего заснеженного распадка обрывается небольшим водопадиком. Мы тормозим на этом снежном трамплине. Сейчас и ручей, и водопадик – всё под толстым слоем снега! Внизу, прямо под водопадиком, из-под снега, вытаял пятак травяного склона. Прошедший перед нами вчера, медведь, содрал рулоном дернину на этой проталинке. Мы смотрим на вывернутое из земли наружу узловатое корневище, которое лежит на по-весеннему сочной, бурой почве. Как два бурых мосла, в руку толщиной.

– Хм! – киваю я с водопадика, себе под ноги, – Аралия сердцевидная! Красная книга!

Аралия – это ближайший родственник элеутерококка и женьшеня. Все они являются сырьём для настоек, повышающих тонус человеческого организма. Игорь коротко спрыгивает со снежного порога водопадика вниз, на проталину и трогает чёрным носком болотника корневище: “Выкопал, а жрать не стал… Что делать будем? Может, с собой возьмём? В чай будем заваривать!”. Я приседаю на корточки на краю снежного трамплина, над ним: “А что? Давай!.. Не мы же его выкопали! Так что, наша совесть спокойна! Всё-равно, пропадёт! Без всякой пользы… Будем считать, что это – медвежий подарок”. Мы укладываем оба обломка корневища аралии в рюкзачок к Игорю и трогаемся по днищу барранкоса, дальше…

Постепенно, рельеф выполаживается. Сопутствующий нам смешанный, с берёзой, лес – сильно загустел. Справа и слева по гребням распадка пошли хвойники. Не видно – ничего! А нам хочется, не петляя по буреломам, выйти на Ночку в том месте, где заходили утром. Мы выбираемся из распадка, влево…

Понемногу, забираем всё левее и левее – так мы, рано или поздно, должны пересечь свой утренний, встречный след…

– Саш! Вот он! – радостно оборачивается ко мне, Игорь.

Я стою рядом с братом и удовлетворённо смотрю себе под ноги – на насте отпечатались наши утренние следы!

Следы от наших болотников. Мы устремляемся по ним, вниз…

Однако, не тут-то было! Утром, на льдистом насте, каблуки наших болотников оставляли только чёрточки! А теперь – солнечные лучи, первым делом съели именно эти шероховатости на поверхности наста. Часто проваливаясь и матерясь сквозь зубы, мы всё ниже и ниже уходим по хвойному лесу, с трудом находя и снова теряя свой след…

Мы понимаем, что по времени – мы уже должны выпадать на Ночку! А её – всё нет. Человека не переделаешь – в густом пихтарнике, я упорно карабкаюсь на вершину ёлки…

– Фу! Вершина, – крепко держась руками за тонкий стволик еловой вершинки, я деловито озираюсь по сторонам.

Отсюда, с вершины дерева, открывается хороший обзор окрестностей…

И я вижу голый угол знакомой мари, что лежит перед Ночкой! Эта пустошь, сейчас, находится перед нами, чуть правее.

– Отлично! – я торопливо спускаюсь по веткам вдоль ствола вниз, на землю.

– Всё хорошо! Наша марь – немного правее нас! Рядом!

Игорь втаптывает окурок в мокрый снег и встаёт. Довольные тем, что наши сомнения разрешились, и что скоро придёт конец нашим шатаниям по этому глубокому, мокрому снегу, мы, под прямым углом сворачиваем вправо…

– Саш! След! – останавливается Игорь, – Крупный медведь!

Я тоже упираюсь взглядом в когтистые следы на снегу. Виляя между частыми стволами пихт, медвежий след уходит вперёд, в нашем направлении.

– Вчерашний.

– Ну! – кивает Игорь.

Продавленные в растопленном насте вчера под вечер, медвежьи следы, ночью схватились льдом. И теперь – эти ледяные следы вполне выдерживают наш вес. Мы – умные. Мы бодро шагаем след в след, по когтистым медвежьим следам…

– Что-то понатоптано там, впереди, под пихтой! – приседает Игорь, для лучшей видимости под кронами.

Озираясь по сторонам, мы настороженно подходим по следу, ближе…

– Он ствол ободрал! – с удивлением говорит, Игорь.

– Ух, ты! Точно! – неподдельно восторгаюсь я, – И дата мечения – точнее не придумаешь! След – вчерашний! Значит – и ствол ободран вчера! Вот этим самым зверем!

Свежая рана на стволе пихты слезится каплями натекающей, прозрачной смолы. Белеет свежая древесина.

– Какая удача! – я восторженно ощупываю задиры, – Свежие! Так рано, весной! По снегу!.. Пусть теперь мне скажут, что сроки мечения деревьев у медведей совпадают с началом гона!

Я сую руку в карман, за рулеткой. А Игорю вручаю свой дневничок и авторучку: “На, держи”.

– Так, пиши. Пихта. Номер шестьдесят один. Диаметр четырнадцать сантиметров. Высота задира двести семнадцать сантиметров. Задир вчерашний. Второй задир… тоже двести семнадцать.

Рядом стоит второе дерево, с медвежьими метками. Оно функционирует уже не первый год. Ствол этой пихты изуродован старыми задирами. Наш медведь, об этот ствол – только почесался. На “пеньках” от сучков, застряли кисточки его чёрных, волнистых волосин.

– Так. Второе дерево.

– На нём – он запаховую метку оставил, – кивает Игорь.

– Ну, – соглашаюсь я, – Пиши… Пихта. Номер шестьдесят два. Диаметр ствола пятнадцать сантиметров. Максимальная высота пятна почёсов сто девяносто пять.

Мы шагаем дальше, по ледяным следам медведя…

Вскоре подходим к ещё одному, ободранному медведями дереву. Это – старый маркёр. Ствол несёт на себе раны старых задиров. Об этот ствол наш медведь тоже сильно чесался. Я разматываю ленту своей рулетки.

– Так. Пиши! Пихта. Номер шестьдесят три. Диаметр тридцать. Максимальная высота старых задиров – двести двадцать сантиметров.

Я прикладываюсь носом к пятну почёсов на коре: “Фу! Пахнет как!.. Горький, перечный запах!”. От засаленного пятна исходит резкий, терпкий запах медведя.