Александр Берзан - Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника. Лесной следователь

– Может, кальция не хватает? После зимы…

– Не очень-то похоже, – недоумённо, пожимаю я плечами, – Он, ведь – не олень. Это – те, питаясь одной травой, испытывают нехватку минеральных солей. А, медведь – тварь всеядная. Он жрёт всё, что угодно! Да, к тому же, он всю осень – на рыбе жил! Какая нехватка минеральных солей?!

– Точно, – соглашается напарник, – Тогда, может, с голодухи?

– Да, не сказать, чтоб с голоду, – снова пожимаю я плечами, – Ты скажи мне – за все вёсны, сколько мы, медведей видели?

– Много!

– Вот! – поднимаю я вверх палец, – И все они – жирные и гладкие! Я не помню ни одного болезненно худого… Может, нажрался потому, что панцири запах имеют?

– В смысле, пахнут вкусно? – уточняет Казанцев.

– Ну! – киваю я.

– Нет там, никакого запаха! – возражает Сергей, – Морская вода всё давно вымыла!

– Ну, тогда, не знаю! – я развожу руками.

В десяти метрах ниже нас, метровая толща снега обрывается обширной полыньёй. Это – исток маленького ручейка. Здесь, у подножия борта речной долины, выклиниваются грунтовые воды. Полынья пестрит ядовитой зеленью листьев калужницы. По самой кромке берега бледно зеленеют всходы белокопытника, стоит короткая щётка молоденьких ростков вейника.

След медведя тянется по снегу, прямиком к полынье. Следом за зверем, я спрыгиваю с метрового борта снега. Прямо в воду! Мне это безразлично – мы ведь, всегда в болотниках. Воды – сантиметров двадцать… По следу медведя, то там, то тут, видны скусы побегов белокопытника. Я начинаю их считать…

Пройдя, с работой, весь периметр полыньи, я выбираюсь обратно, на снег. Подхожу к Сергею: «Шестнадцать ростков белокопытника съел! Интересно, что рыхлую листовую пластинку – он не трогает! Только твёрдую, мясистую часть ростка ест – листовой черешок… А, больше – ничего другого! Ни калужницу, ни вейник! Не тронул, даже».

Глянув через меня на склон, тот застывает: «Медведь!». Я стремительно оборачиваюсь – шагах в тридцати, молодой медведь вышел на нас из-за поворота склона! Он стоит на крутом, травяном косогоре, с превышением метров на пять и спокойно рассматривает нас. Казанцев одним движением сбрасывает свой рюкзачок и присев, начинает торопливо расстёгивать его карман.

Медведь – светло-бурый. Изо рта животины, справа, торчит пучок только что сорванной им травы. Несколько раз деловито жеванув челюстями, медведь с видимым усилием проглатывает его…

Чтобы хоть немного продлить нашу встречу, я стою, замерев. У Сергея что-то не получается с фотоаппаратом. Я коротко оглядываюсь на него: «Ну, что?!».

– Да, как всегда! – злится тот, – Когда надо – не вытащишь!

Через несколько долгих минут, медведь, наконец решает, что мы ему достаточно попозировали. Отвернувшись от нас, он, шаг за шагом, начинает спокойно подниматься по травяному склону вверх, над нами. Поднявшись с десяток шагов, зверь останавливается и положив морду на своё правое плечо, снова внимательно рассматривает нас…

– Щёлк!

Сергей, наконец, щёлкает своим фотоаппаратом! Это, медведю категорически не нравится. Уже не оглядываясь на нас, он спокойно лезет вверх по крутому склону. В его облике угадывается оскорблённость. Мы не шевелимся, дожидаемся, пока медведь скроется за гребнем…

Теперь, можно действовать и нам! Мы шагаем к месту на склоне, где изначально стоял медведь. Вот! Чёткий отпечаток его передней лапы, на мягкой, весенней почве. Я приседаю на корточки и замеряю ширину отпечатка, рулеткой.

– Десять сантиметров!

– Молодой.

– Ну… Но, уже толстенький! Не голенастый, как велосипед, подросток! Ему три года.

– А, ты заметил? Пока он стоял к нам передом – то был соломенным, грязно-белым, а когда развернулся – то задняя половина туловища, у него – почти чёрная!

– Ну! Конечно, заметил!

В азарте, перебивая друг друга, мы делимся впечатлениями…

Обратно выбираться на смотровую тропу, круто вверх – нам не хочется. Ни от кого не таясь, мы шагаем по проталинам дальше – поперёк поймы, в сторону речки…

Со звенящего водными струями переката Тятиной, свечками, в небо взрываются кряквы! Я не успеваю даже вскинуть бинокль к глазам!

– Кряя! Кряяя! – в панике, голосит утка.

– Кряквы! – запоздало выдыхаю я.

– Пять штук! – опережает меня Казанцев.

– Казанцев! Откуда…

– Записывай! – перебивает тот меня, принимая величественную позу.

– Да, ладно! – отмахиваюсь я, доставая свой дневничок.

Мы проходим ещё немного по снежной равнине поймы вверх по речке и снова выбираемся наверх, на гребень высокого борта речной долины. Отсюда, со смотровой тропы, открывается отличный обзор! Особенно – с площадки над высоченным, почти отвесным обрывом. Здесь мы всегда немного задерживаемся, чтобы посидеть и посмотреть на природу, с высоты этой осыпи. Если что, здесь катиться вниз, до речки – метров двести…

– Карр!.. Карр!

Где-то далеко внизу, в пойме, чуть выше нашего обрыва по речке, лениво каркает ворона. Я медленно веду, на этот звук, круглое поле своего бинокля…

Но вижу лишь серость и сырость ранней весны. Речная пойма… Сейчас – это белые поляны снега с одиночными пауками мощных ив… Вот она, чёрная, извилистая лента речки! С метровыми надувами снега по берегам…

– Карр!.. Карр!

Движение чуть справа привлекает моё внимание! Я навожу бинокль: это орлан-белохвост! В несколько взмахов своих огромных крыльев, он взлетает со снежного надува речного берега, в крону стоящей рядом мощной ивы.

– О! Вижу орлана! – я приникаю к биноклю, – Сейчас посмотрим…

Рядом с ивовым баобабом, на который взгромоздился орлан, я отыскиваю ещё двух орланов! Эти – тоже белохвосты. Здесь, в трёх километрах от побережья, проталин нет. Зима. Весна, сюда, ещё не добралась… Обе птицы стоят на метровом, снежном надуве речного берега. Рядом с одним из орланов, на снегу чернеет крупная рыбина.

– Карр!.. Карр! – редко и инфантильно, вскрикивают вороны.

– Ого! Какая! – удивляюсь я, передавая бинокль Сергею, – Смотри! Как кетина!

– Ага! – соглашается тот, наведя бинокль, – А, вот и вороны! Две штуки… Теперь понятно, почему они орут.

– Кеты у нас, весной, не бывает, – прикидываю я, – Значит, это – кунджа.

– Ну! – соглашается со мной напарник и удивляется тоже, – Ничего себе, кунджина!

Перескакивая в переплетении веток огромной ивовой кроны рядом с орланом, вороны не питают особых иллюзий насчёт скорой кормёжки.

– Карр!

Лениво каркая, вороны приготовились к долгому ожиданию.

– Эх! На месте бы всё осмотреть! – вздыхаю я, – Пальчиками потрогать!

Сергей, в ответ, скептически хмыкает: «Хм! А, потом – останется только обратно, сюда вот, выползти… Делов-то!».

– Ну, уж, нет! – категорически отрезаю я, глядя с огромного обрыва вниз, себе под ноги, – Я, здесь, погибать не собираюсь!