Колин О'Брэйди - ICE MAN. Ледяная схватка. Как я пешком пересек в одиночку всю Антарктиду

Русский грузовой самолет Ил, который грохотал и несся над проливом Дрейка в сторону льдов Антарктики, обладал всеми удобствами, которые можно ожидать от суровых и прагматичных русских инженеров, то есть, в сущности, был полностью лишен всяких удобств. Этот самолет мог противостоять наихудшим погодным условиям, в которые только можно попасть, садиться и взлетать на полосе из чистого льда или на руинах в зоне военных действий, а также доставлять грузы в места, куда редкие воздушные суда могли добраться. Он пропах влажной парусиной, машинным маслом и застарелым потом, и это вдобавок оттенял запах пролитой водки, и этот самолет «был совершенно великолепным по меньшей мере» – так говорил наш пилот, бывалый жилистый русский за пятьдесят, который боролся с рычагами управления на Иле многие тысячи часов полета надо льдами. «Это судно – внедорожник, который спасет вас в местах, где другие самолеты не справятся и потерпят крушение», – говорил он нам, когда мы поднимались на борт, и нежно похлопывал самолет по фюзеляжу. Только на нем можно было добраться до ветреной, покрытой льдом взлетно-посадочной полосы и базового лагеря Юнион Гласье – и до отправного пункта почти для каждого, кто направлялся вглубь континента, – что целиком отвечало отсутствию излишеств на борту. C таким же успехом на его боку можно было написать: «Не нравится – не садись».

В то утро, в конце октября 2018 года, посреди хаотично сваленных друг на друга коробок, палаток, генераторов и загадочных ящиков, которые отправлялись на юг к началу летнего сезона экспедиций, на борту находилась всего горстка пассажиров, оплативших перелет. Среди них был я: сидел, пристегнувшись к древнему, почти каменному сиденью Ила, и большие стальные ребра самолета аркой сходились над моей головой. Рядом со мной во время четырехчасового перелета сидел, пристегнувшись, на той же скамье, наверное, самый грозный человек, которого мне доводилось знать, – капитан Луи Радд.

Радду было сорок девять, и он был британцем, овеянным флером небрежной суровости и английского акцента канала BBC. Он сидел на своей части скамьи идеально прямо и смотрел на меня пронзительными карими глазами. Он говорил тоном командира, четкими повествовательными предложениями, характерными для британской армии, которая формировала и обтачивала его больше трех десятилетий. Мы оба летели в базовый лагерь, чтобы там дождаться следующего воздушного транспорта до льдов Антарктиды и официально начать историческое соревнование за первенство в одиночном переходе через континент без поддержки и без помощи. При планировании своего курса мы выбрали разные маршруты. Однако наши пути переплетались, хотя ни один из нас тогда этого полностью не понимал.

«Мы с Генри Уорсли были в одной группе, шли по маршруту Амундсена. Другая группа начала от хижины Скотта в Мак-Мердо», – сказал Радд, склонившись ко мне, описывая свою поразительную экспедицию в Антарктиду 2011 года, которая повторяла великое соревнование 1911 г. между Руалем Амундсеном и Робертом Фалконом Скоттом по покорению Южного полюса. От одних имен этих выдающихся людей и того, что Радд имел с ними связи, у меня перехватило дыхание: Амундсен, Скотт, Уорсли. Фрэнк Уорсли когда-то был капитаном, наверное, на одном из самых известных антарктических кораблей в истории, «Эндьюранс», который в 1914 году сделал Эрнеста Шеклтона легендой. Генри Уорсли, его дальний родственник, продолжил семейное дело в Антарктиде – что закончилось трагедией. Радд общался с богами.

«Тяжелая была экспедиция, шестьдесят семь дней до полюса», – продолжал Радд, сверля меня глазами. «Сильные бури. Мы с Генри, каждый из нас, потеряли больше четырех стоунов [4] Стоун – британская единица измерения массы, равная 6,35 килограмма. ( Прим. перев .) . Короче, мы опередили команду Скотта на девять дней, так что, похоже, история повторяется, и маршрут Амундсена был лучшим», – сказал он. Радд закончил свою речь с хитрой ухмылкой, словно ему нравилась ирония ситуации: соревнование 1911 года было гонкой государств – Норвегии и Англии, и Амундсен вместе с Норвегией победили, добравшись до Южного полюса раньше капитана Скотта из британского Королевского флота. Скотт и все его люди погибли, пытаясь вернуться домой.

Я буркнул что-то вроде: «О, поразительно», – хотя на самом деле все еще думал о тех шестидесяти семи днях и том весе, что они потеряли. Мысленно я снова перенесся на самую южную, ветреную оконечность Чили, в крошечную квартирку, снятую на Airbnb, в Пунта-Аренас, где я готовился к перелету на грузовом судне, чтобы добраться до льдов. Повсюду – от кухонных тумбочек и до кровати и пола между ними – лежало снаряжение и пакеты с едой. Вот какая тут была провизия: овсяная каша и белковый порошок, хрустящая сушеная лапша рамэн и сублимированные обеды. Особого внимания, впрочем, заслуживали белковые батончики размером с кошелек, которые лежали высокой стопкой, как колода карт. Их изготовила одна компания Висконсина, занимающаяся пищевыми добавками, которая несколько раньше отвезла меня в свою научную лабораторию продуктов питания и создала уникальную «калорийную бомбу», которую они назвали «батончиком Колина».

Схемы, подготовленные моей женой и одновременно деловым партнером Дженной, – дорожные карты для экспедиции с учетом логистики – были разложены на столе. Мы с ней сновали от одной груды снаряжения к другой, разбирая, сортируя и взвешивая те вещи, которые я планировал перетащить по Антарктиде на санях, настолько увлекшись делом, что как-то едва не столкнулись. За одиннадцать лет отношений мы побывали во многих экзотических и недружелюбных местах, но теперь, казалось, нас ждало настоящее испытание, и после почти столкновения мы остановились возле холодильника, с вещами в руках, и склонились друг к другу для короткого поцелуя.

Мы перебирали вещи, чтобы я смог взять поменьше снаряжения.

По моему плану, еды и топлива должно было хватить на семьдесят дней, и в этом случае снаряжение на санях весило больше 180 килограммов – я понял, что не смогу тянуть такой вес. Поэтому в то краткое время, что оставалось перед перелетом на юг, мы исключали то, что казалось лишним, сокращая мои запасы. Пищи стало хватать не на семьдесят, а на шестьдесят пять дней. Теперь, в самолете, это число внезапно и пугающе стало напоминать шестьдесят семь – количество дней, проведенных Раддом на полюсе в его предыдущей экспедиции, когда в пути они потеряли примерно 27 килограммов своего веса. Я стал вести мысленные подсчеты. 27 килограммов – это почти треть моего веса.

Я не знал, что сказать. Мой желудок внезапно стал сжиматься, словно Ил, напоминающий кита, оказался в зоне турбулентности. Радд повторил маршрут Амундсена. Он знал Генри Уорсли, чья удивительная жизнь и трагическая смерть так трогали и вдохновляли меня. Уорсли умер в 2016 году, стремясь достичь той же цели, что и мы с Раддом – впервые в истории в одиночку, без поддержки, без посторонней помощи пересечь Антарктиду, что многие люди после гибели Уорсли стали называть «невозможным». И в моей голове эхом проносилась мысль: «Радд уже опередил меня. Он все знает». «Хотите взглянуть на мое фото на финише?» – вдруг спросил он. «Да. Конечно», – сказал я, пожав плечами.