Колин О'Брэйди - ICE MAN. Ледяная схватка. Как я пешком пересек в одиночку всю Антарктиду

Поэтому с тех пор я в основном кивал и позволял Радду говорить, не раскрывая собственных карт. На самом деле я был в ужасе: он, наверное, мог посеять сомнения в голову любого человека, как и подорвать его уверенность. Однако заставить его думать, что я еще ничтожнее, чем на самом деле, – казалось, это лучшая комбинация, которую я мог сыграть. Чем больше он уверялся, что я недостойный и неподготовленный, что я наверняка избалованный американский ребенок двухтысячных, которому в подобное путешествие и соваться не стоит, тем больше крепла его уверенность в себе. Я не знал, к чему все это может привести и чем может обернуться. Однако урок, который я получил, готовясь к этому событию – когда искал наставников и ветеранов-полярников, читал любые материалы, которые мог достать, – уже успел запечатлеться в моем уме как ледовый крюк: в Антарктиде самоуверенность порой опасна не менее, чем страх.

Ил на лыжах приземлился на покрытую синим льдом взлетно-посадочную полосу Юнион Гласье, как и представлялось, будто летающий внедорожник. Он как бы упал с неба, подпрыгивая, дребезжа и перетряхивая свой груз, пока, наконец, со скрипом не остановился, и я смог перевести дыхание. Наконец я попал на льды. После долгого, напряженного заточения в перелете и психологических игр, в которые играл со мной сосед по скамье, казалось, это было не просто прибытие – скорее выход из длинного темного туннеля в новый мир. Как только я сошел с самолета, напряженные часы в перелете мгновенно остались в прошлом. Антарктида с первых же секунд заполнила все мое восприятие. Суровый мороз пощипывал лицо, и все же невероятная яркость и извечная белизна пейзажа вызывали благоговение. Эмоциональный подъем от того, что наконец-то я добрался сюда, заставил меня так широко улыбнуться, что заболели щеки.

Юнион Гласье, который представляет собой базовый логистический лагерь почти для всех неправительственных экспедиций в Антарктиду, – многолюдное место в разгар летнего сезона, с ноября по январь. Компания, которая перевозит почти всех и любые грузы во льды, «Логистика и экспедиции Антарктиды» (А.L.Е.), разбивает небольшой городок, где стоят палатки с едой и службы лагеря. Богатые искатели приключений, заказывающие путешествия с проводником, общаются здесь с экотуристами, учеными, которые направляются изучать ледовый щит, и людьми, которые просто-напросто влюбились в это странное, суровое место – как наш хладнокровный пилот с Ила. Альпинисты отправляются отсюда на гору Винсон, высочайшую вершину континента. Крошечные сообщества поклонников Антарктиды расцветают в краткие месяцы полярного дня, а затем вновь угасают в темные месяцы. Люди приезжают в самое безлюдное и экстремальное место на планете, только чтобы сказать, что они тут были, чтобы пробежать марафон или увидеть знаменитых императорских пингвинов, воображая себя самим капитаном Скоттом, который, прежде чем совершить рывок до полюса в 1911 году, пустился в необычайно трудную кратковременную поездку, чтобы увидеть этих птиц и получить для науки их яйца.

В этот день сотрудники лагеря сгребали огромные кучи снега вокруг сборных хижин и палаток на стальных рамах. Я подумал, что, наверное, это обычный ритуал начала сезона – летняя уборка после зимнего хаоса, – и вскоре заговорил с одним парнем, который остановился, опершись на свою лопату, чтобы закурить. Он жил в Англии – один сезон тут, другой там.

«За работу хорошо платят, – сказал он мне. – Если сможешь выдержать».

«Со снегом что-то не то, – сказал он, выдувая огромное облако водяного пара, смешанного с дымом, в холодный воздух. – Он гораздо более рыхлый, чем обычно, а я езжу сюда уже много лет».

Он замолчал и снова затянулся: «Ученые говорят, что из-за потепления климата снега тут может прибавиться, ведь более теплый воздух может сохранить больше влаги, так что это возможно…»

Он пожал плечами, затем затушил свой окурок, бросив его в банку, которую вытащил из кармана.

«В любом случае этой зимой происходило что-то странное, это уж точно», – сказал он.

Если мы надеялись завершить переход до того, как опустится долгая зимняя темнота, нам с Раддом требовался почти полный летний сезон, который в Южном полушарии начинается в ноябре. Мы были так же прочно привязаны к сезонам, как Скотт, или Шеклтон, или Райнхольд Месснер – легендарный альпинист, в честь которого назвали место, куда я направлялся, – там морской лед встречался с континентом. Современная жизнь или технологии никак не изменили этого фундаментального факта: экспедиции проводились лишь тогда, когда позволяла Антарктида.

Потому мы оба должны были начинать немедленно, как только появится доступный транспорт. И это означало, что во второй половине октября кроме нас и сотрудников A.L.E. в лагере не было почти никого. Наутро перед вторым запланированным перелетом на более маленьком самолете, который должен был доставить нас в разные отправные точки на ледовом шельфе Ронне, мы вошли в столовую палаточного городка, где в такой час мы были одни. Мы взяли подносы и сели рядом, вдвоем. Это уже становилось закономерностью.

Радд увлеченно уплетал огромную порцию яичницы с беконом.

«Последняя крупная порция жиров и калорий», – сказал он.

Затем он сделал паузу, отхлебнул кофе и немного оглядел палатку. Мне показалось, я заметил тень колебания или нерешительности на его лице, но затем он преодолел внутренние сомнения, потому что взглянул мне прямо в глаза и выложил свою новость.

«Я начинаю в Старте Месснера», – сказал он, снова возвращаясь к завтраку.

Не успев прожевать кусок, я замер и в изумлении открыл рот. Если раньше речь шла о двух проектах, похожих, но не совсем параллельных – разные отправные точки, разные попытки ответить на один вопрос, неважно, можно ли осуществить планируемую экспедицию, – только что все коренным образом изменилось: теперь мы шли одним и тем же курсом. После слов Радда путешествие, в которое мы отправлялись, действительно стало соревнованием. Яблоки и апельсины превратились в одни яблоки – один маршрут, одна цель. Теперь будет победитель и проигравший.

Я взглянул в свою тарелку с яичницей, затем снова посмотрел на Радда. Возможно, мне подумалось, хотя и не точно, я тоже немного его подцепил. Возможно, мое молчание, кивание головой и тот факт, что я почти ничего не говорил о себе и своих планах, даже если в основном поступал так из неуверенности, обрели значение, которого я в них не вкладывал. Бывалый гигант-полярник подстроил свои планы под мои, а не наоборот.

После слов Радда путешествие, в которое мы отправлялись, действительно стало соревнованием. Яблоки и апельсины превратились в одни яблоки – один маршрут, одна цель. Теперь будет победитель и проигравший.