Владимир Дараган - Нормандия и Бретань

Руанский собор

– Чтобы велосипедисты могли проезжать между столбиков, – догадалась МС.

Руанский собор

Утром мы посмотрели в окно и увидели голубое небо, яркое солнце и веселых, легко одетых пешеходов. Пешеходы, наверное, не читали прогноз, обещавший дождь, ветер и холод. Они явно знали то, что мы узнали позже. Французские синоптики заботятся о пешеходах и стараются сообщать, что погода будет хуже, чем предсказывают бездушные компьютеры. Пусть лучше французский пешеход поносит зонтик в солнечную погоду, чем окажется беззащитным под проливным дождем. Аборигены давно раскусили этот трюк и принимают решение глядя в окно, а не читая тексты синоптиков.

Фасад руанского собора

Куда в первую очередь направляются путешественники в Руане? Конечно поглазеть на знаменитый собор Руанской Богоматери! Чем он знаменит? Высокий? Да, но соборы в Ульме и в Кельне почти на десять метров выше. Уникальная резьба по камню? Безусловно, но есть соборы, не уступающие по красоте. Так чем же знаменит этот собор?

В руанском соборе

Ответ прост: картинами Клода Моне. Моне жил в Живерни, это 70 километров от Руана. Собор ему нравился, он приехал в Руан, снял квартиру в доме на соборной площади и начал работать. Результат – около 30 полотен. Разное освещение, разные ракурсы, разная погода. Писсарро тоже писал виды руанского собора, но для него это была «тренировка» перед работой над изображениями собора в Дьеппе. Если сравнить картины этих художников, то даже мне заметно, что Моне интересовала игра света и цвета на фасаде собора, а Писсарро больше занимал контраст между величественностью собора и легкой прозрачностью неба.

Площадь перед собором в Руане

Это я перечислил факты, которые записал в файлах во время подготовки к путешествию. Я посмотрел цифровые копии картин Моне и Писсарро и полностью согласился с написанным выше. Но все эти факты мгновенно вылетели из головы, когда мы очутились перед собором. Тут бы вставить стандартное выражение «такое надо увидеть своими глазами», но я попробую описать собор буквами. Представьте что-то огромное, уходящее в голубое небо. Ты стоишь и ощущаешь себя маленьким жучком. Потом глаз фокусируется на деталях, ты встряхиваешь головой, потому что не способен быстро их разглядеть. Подходишь ближе, видишь вырезанные из камня фигуры людей. Их десятки. Наверное, это изображения святых. Каких – ты не знаешь, но тебе не до этого. Взгляд перемещается на вход в собор – это вообще портал в иной мир, который охраняют двенадцать апостолов, стоящих в резных арках. Смотришь выше – там розетки, резные колонны. А вот нечто невообразимое: из камня вырезано что-то воздушное, прозрачное. Неужели это камень? Может бетонная отливка? Хочется залезть и постучать, проверить.

– По голове себе лучше постучи, – ворчит внутренний голос.

Бегаю по площади, захожу в соседние улицы, пытаюсь найти хороший ракурс. Собор на экран телефона не помещается. Можно снять снизу-вверх, с жуткими пространственными искажениями, которые даже на фотошопе трудно исправить. Отхожу по площади как можно дальше, нажимаю кнопку. Вроде такой снимок можно поправить.

Заходим внутрь. Да… не повезло. Идет ремонт, алтарная часть закрыта. Делаю снимок от входа. Красиво, величественно. Достаю телефон, читаю отрывок из романа Флобера «Госпожа Бовари»:

«У левых дверей на середине притвора под «Пляшущей Мариам» стоял в шляпе с султаном, при шпаге и с булавой, величественный, словно кардинал, и весь сверкающий, как дароносица, привратник.

Он шагнул навстречу Леону и с той приторно-ласковой улыбкой, какая появляется у церковнослужителей, когда они обращаются к детям, спросил:

– Вы, сударь, наверно, приезжий? Желаете осмотреть достопримечательности нашего храма?

– Нет, – ответил Леон.

Он обошел боковые приделы. Потом вышел на паперть. Эммы не было видно. Тогда он поднялся на хоры. В чашах со святой водой отражался неф вместе с нижней частью стрельчатых сводов и кусочками цветных стекол. Отражение росписи разбивалось о мраморные края чаш, а дальше пестрым ковром ложилось на плиты пола. От трех раскрытых дверей тянулись три огромные полосы света. Время от времени в глубине храма проходил ризничий и, как это делают богомольные люди, когда торопятся, как-то боком опускался на колени напротив престола. Хрустальные люстры висели неподвижно. На хорах горела серебряная лампада. Порой из боковых приделов, откуда-то из темных углов доносилось как бы дуновение вздоха и вслед за тем стук опускающейся решетки гулко отдавался под высокими сводами».

Пытаюсь найти хрустальные люстры – не нашел. Привратника тоже не было. В соборе вообще никого не было. Задрал голову, долго смотрел на «стрельчатые своды». Красиво, величественно. Где-то тут хранится забальзамированное сердце английского короля Ричарда Львиное Сердце. Найти это захоронение не удалось, вероятно, оно находилась в закрытой из-за ремонта части собора.

Ричард Львиное Сердце, 1157—1199. Английский король, известный своими Крестовыми походами. Воевал также с французским королем Филлипом Августом. Около Руана на берегу Сены Ричард построил крепость-замок Шато Гайар. Разрушена в 1599 году. Руины крепости охраняются, как исторический памятник.

В стенах ниши с другими могилами. Вспомнил, как в романе Флобера привратник долго рассказывал подошедшей Эмме о захоронениях: графы, маршалы, губернаторы, архиепископы, кардиналы… Понимаю, что если бы мне такое рассказывали в течение двух часов, то я бы поступил, как Леон:

« – Сударь! А шпиль! Шпиль!

– Нет, благодарю вас, – ответил Леон.

– Напрасно, сударь! Высота его равняется четыремстам сорока футам, он всего на девять футов ниже самой большой египетской пирамиды. Он весь литой, он…

Леон бежал. Ему казалось, что его любовь, за два часа успевшая окаменеть в соборе, теперь, словно дым, улетучивается в усеченную трубу этой вытянутой в длину клетки, этого ажурного камина – трубу, причудливо высившуюся над собором, как нелепая затея сумасброда-медника».

Потом мы еще не раз возвращались к собору, заходили на задний двор, любовались порталом, силуэтом здания на фоне заходящего солнца. Говорят, что по вечерам тут устраивают лазерное шоу, но это уже 21-й век, а мы как-то настроились на прошлое. Нашим веком мы успеем насладиться в других местах, а здесь, среди каменной вязи, не хочется уходить от прошедшего времени. Это наше уважение к мастерам, создавшим такое чудо.