Виталий Артемьев - Голубоглазый дервиш. Под псевдонимом «Памири»

Первый раз мне удалось поехать на море в тридцать пять лет. До этого всё как-то не случалось. Я влюбился в море сразу и без остатка. Именно в Черное море. В Крым. На самом деле, до этого я был один раз в Сочи, но город мне не понравился: суетливый, дорогой и пафосный. Так что, можно сказать, по-настоящему я познакомился с морем в Крыму.

Первая поездка в Крым оставила свой неизгладимый след, впечаталась в душу запахом соленой воды, сияющим куполом звездного неба и неумолчным звоном цикад.

Стояли жаркие июльские дни. В Москве было пыльно и душно. Мне позвонили мои старые друзья и уговорили меня составить им компанию на море, куда они собрались поехать дней на десять – пятнадцать, как пойдет, чтобы отдохнуть от города и его вездесущих пыли и шума. Всего-то компании набралось четыре человека: семейная пара, наша общая знакомая Маша и я.

Мы встретились в небольшом кафе на Новокузнецкой, чтобы решить, куда нам лучше направить свой маршрут (выбор был между Алуштой и Фиолентом), и тут Маша предложила поехать в Новый Свет под Судак, убеждая нас в том, как там здорово, и нам всем там должно понравиться.

Что и говорить, Новый Свет совершенно покорил меня и вот уже лет пятнадцать я ему не изменяю.

В то время я носил на себе образ йога, занимаясь в основном хатхой-йогой, но не особенно усердно, а месяца за три до поездки я увлекся гимнастикой тибетских лам – так назывались пять упражнений простой йоговской крии (динамичной последовательности асан), подробно проиллюстрированной в книжице про полковника Кэлдера в переводе А. Сидерского. Каждое утро я с удовольствием делал эту гимнастику и уже достиг уровня 21 повторения.

Может, кто не знает, но в начале этой крии надлежит раскрутиться по часовой стрелке, а поскольку поселок Новый Свет расположен в бухте с уклоном к морю, найти подходящее место для раскрутки было проблематично. Единственным удобным местом для этого был пирс. Итак, каждый день в восемь утра я совершал свои динамичные раскрутки, наклоны и изгибы под прицелом множества глаз отдыхающих. Поначалу меня это смущало, потом я привык и перестал обращать внимание.

После крии я завтракал и чаще либо один, либо с друзьями поднимался на гору Сокол, что красивой доминантой высилась над поселком, а после обеда мы все вместе шли на Царский пляж, небольшую галечную бухту в обрамлении живописных скал.

В один из дней семейная пара по своим делам поехала в Судак и мы пошли на пляж вдвоем с Машей, девушкой во всех смыслах интересной: улыбчивой, курносой, высокой, длинноногой, как будто её слегка вытянули вверх, с широкими плечами, развитыми как у всех профессиональных пловчих. Маша в прошлом была членом юношеской сборной по плаванию. У неё была легкая, слегка подпрыгивающая походка и при ходьбе она откидывала голову назад под тяжестью тяжелых каштановых волос. Не будет преувеличением сказать, что она притягивала взгляды многих мужчин.

Придя на Царский пляж, мы встретили Андрея: с ним мы познакомились несколько дней назад здесь же на пляже. По тем временам, о которых я пишу, середина девяностых, у него был необычный вид, выделявший его из общей массы отдыхающих, людей большей частью семейных, упитанных и с простыми человеческими запросами. Худой, до черна загорелый, на голове выгоревшие добела длинные волосы до плеч, которые он закручивал в некоторое подобие дредов. Вылинявшие, крайне потертые старые джинсы «Леви Страус» и такая же вылинявшая майка неопределенного цвета с плохо читаемой надписью на английском: «будь свободен» на фоне полустертой открытой двери. На ногах старые кеды. Глаза, казалось, тоже выгорели на солнце, они были светло-голубого цвета в обрамлении светлых ресниц и бровей. На вид ему можно было дать лет тридцать – сорок, иногда в его мимике и глазах проскальзывала печать большого опыта и прожитых лет. У него была редкая русая бородка, плохо скрывающая глубокий шрам, который тянулся от щеки вниз к подбородку.

– Наверное, хиппи, – определил я его про себя, когда два дня назад первый раз столкнулся с ним на тропинке, ведущей к пляжу. Изредка в поселок приходили оборванные молодые люди, которые жили кто в палатках, кто в мало-мальски сооруженных шалашах на каменистом побережье между Царским пляжем и бухтой Веселой. Пару раз я там проходил. Было не понятно, чем они там занимались, но воздух был пропитан отчетливым запахом марихуаны. А на следующий день мы с ним познакомились: он увидел рядом с нами свободное место, спросил разрешения разместиться и поздоровался.

– Андрей, – представился он и сразу перешел на «ты», спросив, как меня зовут. Затем он поинтересовался, что за упражнения я делаю по утрам, мол, он несколько раз меня видел на пирсе. Простые манеры, улыбчивость, легкость разговора меня сразу к нему расположили, и я с удовольствием рассказал ему все, что вычитал в своей книжице про тибетских лам. Он заметил, что был в Тибете, общался с ламами, жил какое-то время в Катманду и в Лхасе, останавливался в монастырях, но сам не видел кого-то, делающего подобные движения. Мы с ним поболтали немного о йогах, о буддизме, затронули тему налджорпов – бродячих монахов, но он не стал её развивать. С тех пор мы стали друг другу занимать место на пляже и болтать на самые различные темы, которые так или иначе касались поиска смысла жизни, энергетических практик и йоги. С ним было довольно интересно говорить, круг его познаний был необычайно широк, а в некоторых темах он мог дать фору любому профессору.

Крия пяти упражнений рассчитана на развитие энергетического тела и автор книги обещал чудесные трансформации при регулярном и настойчивом выполнении упражнений. Тогда еще только набирала популярность тема правильного мечтания, визуализации и материализации и в книжице говорилось, что развитое энергетическое тело приведет к такому состоянию, в котором можно будет материализовывать любые свои идеи. Я с энтузиазмом неофита эту тему постоянно муссировал перед своими друзьями и Машей, рисуя в красках чудесные преображения их жизни, если они тоже начнут делать пять упражнений.

Мне казалось, что и наш новый знакомый тоже с интересом слушает поток моих речей.

Но в тот день друзей не было, я преспокойно лежал спиной на теплой гальке под согревающими лучами солнца и бездумно следил за полетом чаек. Маша встала и пошла в море, она могла спокойно делать часовые заплывы, превращаясь в едва видимую точку.

Андрей отложил книгу и развернулся ко мне:

– Ты слышал что-нибудь о суфиях, о дервишах? – спросил он меня.

Я не стал ему сходу рассказывать о своем афганском знакомом и ответил, что, мол, только краем уха.

Он искоса на меня взглянул, весь собрался, посерьёзнел и, взяв в руки острый камешек, нарисовал на камне круг, затем процарапал вниз от круга три стрелки, на конце которых тоже нарисовал круги.