Лилия Макеева - Акварель Сардинии

Вода сегодня в море ласковая и кристально чистая. Пахнет водорослями и сырым песком.

Заглядывая за горизонт, я купалась долго. Но не дольше веселой парочки с надувным розовым матрацем – они час кувыркались. Чем толще, тем дольше. Ой, ничего двусмысленного! Просто жировая прослойка лучше защищает от охлаждения.

Закат, каждый вечер по-новому воплощая свой необычайный перформанс, сопровождал мое возвращение домой. Солнце скрылось за треугольником сизой горы, продолжая освещать мой путь оранжевым светом.

Придя домой, я наскоро приняла душ, постирала купальник, перекусила и с допустимым для дамы опозданием пришла на тот угол, где мы договорились встретиться с Винченцо.

Он предусмотрительно стоял на противоположном углу – вдруг девушка не придет? Или он просто углы перепутал? Слава богу, пришел на «свидание» не в шортах. Но и эксклюзивом от него не пахло. Так, старичок – скромный и неброский.

Винченцо не сразу меня узнал и сильно обрадовался. Не столько мне, сколько тому, что его не надули. Ни о чем конкретно не договариваясь, мы двинулись в неизвестном направлении.

Мой новый знакомый поспешно выложил мне свежие разведданные: дама приедет через неделю, и у нее можно будет спросить о свободной комнате.

– Через неделю? Так мне нужно завтра съезжать…

– Да? А я понял так, что сейчас ты в порядке…

И замял разговор на эту тему. Ясно. Мой вопрос о комнате и свое обещание помочь он, ничтоже сумняшеся, использовал как предлог для назначенного свидания.

В принципе, я могла уходить в темноту нешироких улочек Сан Теодоро. Но как-то неловко было оставлять старика. Тем более, впечатление он производил безобидное. И действительно предложил выпить кофе, но не здесь, а в Пунтальдии – якобы, очень красивом месте на берегу залива. А возвращаться в пустой темный дом мне не хотелось. Там уже неделю не было света, а со свечой, хоть и романтично готовиться ко сну, но тоскливо.

Мы шли к его машине. Я ничего не боялась, однако мысль о том, что уже стемнело, а он, хоть и немолод, но остается мужчиной, все-таки в голове мелькнула. Ладно, справлюсь, если что. Вид у него не богатырский. Крикну громко – он и рассыплется.

Машинка у Винченцо – не больше него самого. Темно-синий «Фордик-Фиеста». Мы садимся в душный, за день пропеченный солнцем салон и рассуждаем, ехать ли в Пунтальдию. Дело в том, что я предусмотрительно поведала Винченцо о своей договоренности с моей знакомой Антонеллой – встретиться около одиннадцати вечера в центре городка. Винченцо не захотел стать причиной моего возможного опоздания, ведь до Пунтальдии ехать минут двадцать. А еще возвращаться. Плюс время на размешивание сахара в кофе, сами понимаете.

– Лучше не поедем. Понимаешь, я человек откровенный и порядочный, – подчеркивает мужчина, приложив руку к груди.

Пока не к моей. Может, и вправду порядочный? Конечно, хотелось бы увидеть новое место, но не ценой потери чести и достоинства.

Винченцо тем временем соизволил назвать меня «кара». Наверное, с его точки зрения, это какая-никакая, а предпосылка для сближения. Слово «кара» – «дорогая» он повторяет слишком часто для нечаянного и непродолжительного знакомства. В результате вялой дискуссии, мы решаем не пускаться в дальний путь, а посидеть у вечернего, уже темного моря, на пляже Кала Дамбра. Это близко, в черте поселка, и я не сопротивляюсь.

В баре Винченцо спрашивает:

– Что ты будешь пить?

– Я хотела бы ячменный кофе и стакан минеральной воды.

Себе кавалер заказывает обычный эспрессо. Мы цедим малое количество душистого, отлично приготовленного кофе, и Винченцо расспрашивает обо мне. Я раскрываю основные факты своей биографии.

Собеседник немало удивлен и плохо скрывает, что его огорошила разница в наших социальных положениях. На морщинистом лбу Винченцо тайной клинописью проступает наша явная несовместимость. Ему остается лишь похвалить меня за решительные поступки и за воспитание сына-лауреата литературной премии. Казалось бы, точки над «и» расставлены, да и от кофе уже остались бурые разводы на стенках чашки.

Но Винченцо вдруг резко встает, словно принимает решение:

– Пойдем, посидим там, где стоит моя машина? Там романтичнее. Я принес тебе абрикосы. Любишь абрикосы?

– Кто же не любит абрикосы? Они из твоего сада? – спросила я из вежливости.

– Нет, из сада моих друзей. Утром собраны. Я уже их помыл и даже вытер.

Ну, как тут откажешься – старался старикан.

– Еще я сладости принес…

Это уж слишком! А еще говорят, что итальянцы скупые.

– Сладости я не ем.

– Так это амаретти! – изумляется Винченцо.

Да, и перед амаретти не всякая устоит. Ведь это – одно из самых излюбленных и дорогостоящих сортов миндального печенья. В нем по-честному много тертого миндаля, которым плодородная Сардиния славится. В бледно-бежевые амаретти добавлены капельки ликера, сверху они присыпаны белоснежной сахарной пудрой, и вся композиция пахнет так одурманивающе-сладко, что отказаться от пробы под силу лишь йогу с большим стажем.

Положа руку на сердце, мне ничего не надо. Но и обижать человека не хочется.

Винченцо чуть ли не бегом бросается к машине и достает из багажника пакет с фруктами, коробочку со сладостями и какое-то умудренное, как и он сам, одеяльце, которое старательно раскладывает на низкой каменной стене. За ней шуршит и пахнет йодом ночное море. В темноте различимы лишь белые кубики рыбацких лодок.

– Садись, пожалуйста! – делает Винченцо роскошный жест рукой, словно усаживает меня в ложу Ла Скалы.

Я сажусь – но так, чтобы продемонстрировать свою независимость: лицом к морю, а ногами к парковке.

Усевшись поудобнее, порядочный Винченцо вздыхает и, глядя вдаль, как бы невзначай кладет мне руку на голое колено. Я не реагирую, но лицо мое каменеет. К тому же он всё время называет меня почему-то «Паола».

– Ты такая милая, Паола! – взывает он к моим романтическим настроениям. Но они не откликаются. Может быть, потому что зовут меня вовсе не Паола?

– Это рыбачьи лодки? А рыбаки ловят рыбу всю ночь? А им там есть, где спать? Они в лодках спят? Или бодрствуют до утра? – Отвлекаю я Винченцо вопросами от тщетных устремлений потискать меня – за то, что он принес мне абрикосы. Да еще не свои, а чужие, дружеские.

За свои, небось, уже бы не за колено, а за грудь прихватил.

Пора уходить. Для успокоения взбудораженного Винченцо я послушно съедаю два абрикоса – сочные, вкусные, пахнущие щедрым солнцем лета.

– Еще бери! – настаивает добрый Винченцо.

– Нет, спасибо, больше не хочется. Мне нужно идти. Антонелла ждет, извини.

– Возьми с собой абрикосы и сладости! – отчаянно протягивает свои нехитрые дары старик.