Михаил Немо - Либертанго

Выбирался на электричках в соседние городки: Эрфурт, Йена, Гота… Везде, в принципе, одно. Все эти достопримечательности – весь этот туризм – лишь утомляют. Хотелось бы найти и почувствовать что-то уникальное, свое. Может быть, в Амстердаме?

Прикупил снарягу: новый рюкзак, спальник, пенковый коврик, атлас автодорог, путеводитель «Одинокая планета», компас, фонарик и массу других мелочей. Денег, слава Богу, хватает: в итоге образовалось более десяти тысяч долларов. Невероятная, по моим недавним еще понятиям, сумма. Впрочем, хоть все мои деньги и не лезут в карман (бо́льшую их часть обменял на дорожные чеки «American Express»), это не повод ими раскидываться.

Двух ночей во Франкфурте будет, наверное, достаточно. Такой режим для «проходных» городов оптимален: приезжаешь к вечеру, ночуешь. Затем есть день, чтобы получить о городе маломальское представление (достопримечательности пусть туристы осматривают). Наутро – дальше. А в Амстердаме можно подзадержаться.

Вчера было смешно: собрал наконец рюкзак и понял, что он неподъемен. Ехать с таким можно, а вот идти… Вытряхнул, вдумчиво разделил на две кучи. Одну запихал назад. Всё равно тяжелый ( «Одинокая планета» – кирпич!), но ничего уже не выкинешь, осталось необходимое. Потом провалялся без сна до утра: представлял, как буду ехать, мандражировал, что не будут брать…

Подъезжаем к Франкфурту! Останавливаемся в промзоне, водитель жестами объясняет, куда идти. «Данке шон, – жму протянутую мне руку, – ауфидерзейн». Отличный мужик!

Выпрыгиваю из кабины, и сердце привычно дергается, напоминая, что оно здесь, никуда не делось (в другой раз аккуратно спущусь по ступенькам, спиной вперед). Водитель спихивает рюкзак, тот падает мне в объятия, и я захлопываю массивную дверцу.

Четверть часа, и выхожу к станции. Люди на перроне удивительно дружелюбны: рюкзак внушает уважение. Говорят на неожиданно хорошем английском (здесь уже западная Германия), объясняют, где пересесть на подземку, чтобы добраться до центра.

Молодежный хостел. Плачу́ за две ночи с завтраками, получаю магнитный ключ от комнаты. В комнате никого, валяются рюкзаки. Четыре двухъярусные кровати, на всех матрасах, кроме одного – нижнего, – накиданы вещи. Ставлю рюкзак возле свободной постели.

После душа переодеваюсь в городское. Ехал в брюках от полевой израильской формы – тех самых, в которых некогда ползал по колючкам. Столько лет в шкафу провалялись! (Практичная вещь: свободные, хлопковые, с гигантскими накладными карманами.) Надеваю джинсы и иду в город ужинать.

В ресторанчике просматриваю меню: хочется взять что-нибудь типичное для этой местности – почувствовать, что куда-то приехал. В результате заказываю длинные тонкие франкфуртеры с картофельным пюре и запиваю большим стаканом апфельвайна – яблочного вина.

Совершив круг по соседним улицам, возвращаюсь в хостел. В комнате храпят. Не зажигая света, ныряю под одеяло.

Утро. Обитатели комнаты зашевелились. Тоже встаю, чтобы успеть на завтрак. На верхней койке – прямо над моей постелью – с закрытыми глазами и отрешенным лицом сидит светловолосый парень. Спина прямая, ноги скрещены, ладони на коленях.

Не раз, особенно первое время после курса Випассаны (пока не забросил практику), мне виделось, как медитирую в путешествии. Представлялось именно так: сижу в большой комнате, вокруг люди. Но я отрешен, медитирую. И, пожалуй, любуюсь собой.

Либо мне во плоти встретился мною же сотворенный образ, либо буддисты в европейских хостелах – дело обыденное. Все ушли завтракать, а я намеренно мешкаю. Наконец парень спускается со своего яруса.

– Медитировал? – завязываю разговор.

– Молился! – с некоторым вызовом отвечает он. – Я – индуист.

Он пускается в пространные рассуждения (английский хороший, но неродной):

– Наши чувства обманчивы, с их помощью невозможно познать истину. Есть притча: слепых подвели к слону и спросили, на что он похож. Один пощупал хобот и говорит: слон – это такая змея…

Притчу я знаю: на «Випассане» рассказывали. И в версии Маршака: «Слепцы, числом их было пять, / В Бомбей явились изучать / Индийского слона. / Исследовав слоновий бок…»

Парень разглагольствует: ему до фени, чего я там знаю или не знаю. Но я сам напросился.

– На завтрак опоздаем, – удается мне вставить слово.

Идем в столовую, накладываем еду на подносы (сыр, колбаса, хлеб, йогурты, джемы, соки…), садимся за столик. Парень продолжает выдавать истины.

Воспользовавшись моментом, перевожу разговор в более приземленную плоскость: интересуюсь, как он сюда попал и что делает. Он немец из Мюнхена, через несколько часов – самолет в Дели. Пятый седьмой раз летит в Индию, проводит там по полгода в году. Остальное время зарабатывает на эти поездки.

Я удивляюсь приверженности одному маршруту:

– А в других странах бывал?

Внезапно настроение моего визави меняется:

– Да срал я на другие страны! (I don’t give a shit!..) Кто не был в Индии, тот не поймет… – Он делает жест рукой, словно мне бесполезно что-либо объяснять, и некоторое время мрачно жует, погрузившись в себя. Наконец говорит: – Там вообще всё иначе. У индусов не бывает работы. Работа – у нас. У них – карма. Там, если, скажем, принадлежишь касте, занимающейся сожжением трупов, будешь с раннего детства носить дрова к погребальным кострам. Состаришься и умрешь – нося и нося эти дрова. И ни разу не посетуешь на жизнь, потому что знаешь: ты отрабатываешь карму.

Внезапно я очень ярко представляю себе этих индусов, вижу спускающиеся к Ганге высокие каменные ступени – гхаты … В трупном чаду, день за днем, год за годом, век за веком смуглые люди таскают по гхатам гигантские поленья для сжигания мертвецов. Я один из них, несу на плече корявую дровину. Она сгорает, я приношу следующую. За ней – еще. И еще… Я – счастливый – делаю свое дело…

– То есть, – говорю я, – истинная справедливость не в том, что все равны, а в том, чтобы каждому – свое?

– Именно, – говорит он. – И в Индии это понимают, этим живут. – Допив чай, он встает из-за стола. – Пойду собираться. Намасте.

Остается болезненный осадок, словно прикоснулся к заразе. И отчего-то жалко этого немца. Похоже, он и рад бы не ехать в Индию, но себе в этом не признается. Он не может не ехать, и мы с ним товарищи по несчастью: каждого толкают и гонят некие силы. Его – в Индию, а меня… Куда?

Записываю в блокнот: «Справедливость: не поровну, а каждому свое (немец-индуист)» . Поможет не забыть разговор, воскресить образы.

Слоняюсь по городу. На одной из центральных мощеных булыжником площадей стоит сияющий черным лаком автомобиль «Волга». Это ГАЗ-21, как в фильме «Берегись автомобиля». Я не видел таких с тех пор, как уехал из России. Да и там они, конечно, в диковинку.