Алексей Ушаков - С парусами по жизни. Часть 1. Как я стал Капитаном

Все обошлось. Утром ветер дунул с Востока, и мы двинули против часовой стрелки в направлении мыса «Бесов Нос», но с промежуточной стоянкой у Муромского монастыря, который к тому времени начали восстанавливать энтузиасты. Стоять у Монастыря негде, разве только зайти в устье реки, что вытекает с болот, но стоять там не очень уютно.

Мыс «Бесов Нос» весьма примечательное место. На скальных плитах, ровно уходящих в воду, есть рисунки, сделанные древним человеком -петроглифы с изображением зверей, людей, летательных аппаратов. А о самом мысе ходит легенда: «Если проходящий корабль не поднесет местному Бесу чарку, вылив спиртное из стакана в воду, и не даст закусить, быть беде. Затонет корабль или будет сломана мачта».

Для нас все прошло гладко. Отстояв пару дней в небольшом заливчике за небольшим островком, и осмотрев местные достопримечательности – маяк и наскальные рисунки – мы двинули на Север в Медвежьегорск, с остановкой на «Чур» острове. В Медвежьегорске закупили топливо, заправили газовые баллоны, кому надо было, запаслись хлебом и прочими продуктами, и, дождавшись сменный экипаж на одну из яхт, решили возвращаться в центральную часть озера.

Медвежьегорск мне запомнился своим пляжем, у которого мы стояли. Я с лодки не сходил и в город не ходил – не царское это дело. Надо было встать на два якоря врастяжку, кормой к берегу. Там очень мелко. Ветерок был навальный. Мы положили носовой якорь и стали травить якорный конец, дрейфуя к берегу, и когда под нами было один метр, я решил второй кормовой якорь просто закинуть с кормы – а мужик я был здоровый – размахнулся и кинул… якорь пролетел метров 25 над водой и упал на песок в метрах 7 от воды и… развалился на части. У матроса с яхты Командора, к ногам которого прилетел мой якорь, выпала челюсть и затерялась в песке. После этого я получил дополнительную кликуху «Метатель». Веретено, оставшееся от якоря, забили камнем в песок и растянулись.

Погода в то лето яхтсменов не баловала. Антициклоны быстро сменяли друг друга, принося с собой сильные ветра и дожди. Нам везло – ветров более 11—13 м/с у нас не было. Рифить грот не приходилось, хотя основной стаксель мы пару раз меняли на штормовой: больше для того, чтобы отработать свои действия в этом случае. Ветра хватало так, что и нам с матросом и Масику приходилось упираться. Нас переполняли положительные эмоции от скорости и маневрирования под парусами и от того, что у нас получалось это делать все лучше и лучше. Чуть не забыл сказать, что на моей лодке стоял грот, с которым на Балтике гонялся и выиграл Кубок Сергей Бородинов (наш известный гонщик, который, кстати, был Капитаном команды «Рашен Тим» на лодке «Гранд Мистраль», с которой у меня стоял GPS-навигатор).

Дождавшись завершения проливных дождей, когда ветер порвал в клочья низкую облачность, с первым солнечным утром мы начали движение с Севера на Юг, в центральную часть озера на остров Кижи, где намеривались провести не менее 3-х дней и осмотреть заповедник.

Поехали…

Поднялись рано. Красно-алый закат и розовая зорька обещали ветреный день, но мы, по неопытности своей, мало придали этому значения. Было жарко. Пока мой матрос Володя готовил завтрак, я проверил рангоут, фалы и шкоты, опустился в каюту и стал заниматься судовым журналом, записывая в него показания метеоприборов и данные по маршруту, завел в GPS координаты основных точек на маршруте, провел линии маршрута на нашей туристической карте, сходил к Геннадию на яхту и посмотрел на морской карте глубины по маршруту. Геннадий заметил, что давление резко растёт, а это был верный признак усиления ветра. Как гласит старая примета: «При низком барометре первый подъем – шквалов здоровых, наверно, мы ждем».

GPS – спутниковая навигационная система, в то время, была большой редкостью. Навигатор точно определял координаты судна, его скорость, дрейф, направление на заданную точку в маршруте, расстояние до нее и отклонение от курса. У нас на яхте был спутниковый навигатор, но не было навигационных карт, только карта-схема, без обозначения глубин и навигационных опасностей. Мысленно я себя успокаивал тем, что на двух других яхтах были нужные карты и радиостанции.

«Завтрак, Сэээр», – сказал матрос и начал раскладывать по тарелкам овсянку. Поели быстро, и пока Володя мыл посуду и готовил чай, я проверил подвесной мотор и топливный бак. Потом мы подняли кормовой якорь, подтянулись к носовому якорю и подняли грот. Там, где мы стояли, в тени острова ветра не чувствовалось. Готовые к старту, мы спокойно сидели в кокпите и пили чай, наблюдая в бинокль волны на открытой воде. Спорили: есть или нет белые барашки, и нужно или нет сразу взять рифы на гроте. Дело в том, что пока нет «белых барашков» на гребнях волн, ветер считается умеренным и можно не рифиться (уменьшать паруса). А вот когда появляются пенные струи, а потом и барашки, это значит, что ветер сильнее 10 м/с и надо думать о снижении площади парусности. При ветре 13—15 м/с все волны в барашках и пену начинает срывать. По правилам класса «микро» на этих шверботах нельзя ходить в ветер больше 15—17 м/с. Но, как сказал один французский гонщик – всё дело в команде, если она подготовлена, дайте мне тазик для белья, и я пойду через Атлантику.

– Штормовой стаксель можно не ставить, – говорил матрос, – а вот грот надо зарифить.

Матрос не любил сильный ветер и волны, сильный крен и нервозность, а я уже был готов проверить и себя и лодку. В итоге, наблюдая в бинокль белые барашки, решили выходить под генуей (обычного стакселя не было) и зарифленным гротом. На других яхтах все стояло по-штормовому.

В самый последний момент к нам на лодку пересадили одного из матросов по кличке Тормоз, с другой яхты. Мы знали только, что он студент уже 2-го курса, друг сына капитана 3-й яхты и мастер по уринотерапии. Разбираться, почему пересадили, было некогда. Командор дал команду и все, подняв якоря, пошли. В тот момент я подумал о втором матросе:

– Уж если и не помощником, то балластом – будет откренивать.

Как только мы вышли из-за острова на открытую воду, ветер наполнил паруса, сильно накренив яхту, понес в направлении первой точки поворота на маршруте, до которой, как показывал GPS, было 30 миль. Мои матросы перебрались на наветренный борт, улучшив ситуацию с креном. Шли мы левым галсом в бейдевинд со скоростью 5—6 узлов. Ветер дул ровный 11м/с, а волна была где-то 1—1,2 метра. Сначала было неуютно, нервно, напряженно, но постепенно мы стали привыкать и к крену, и к ветру, и к волне, и к брызгам, начали улыбаться, переговариваться, шутить – отлегло. Я впервые ощутил, увидел и осознал то великолепие, которое нас окружало: солнце и бурную воду всю в серебре от солнца, шум ветра и волн, журчание воды за кормой – этот восторг пришёл ко мне впервые, на парусных досках было немного по-другому, хоть и скорость много выше. Уже через полчаса мы отдали рифы на гроте. Скорость достигла семи с небольшим узлов – мы летели, крен яхты увеличился, и нам всем, включая пса Эдди, пришлось сесть на один борт и упираться ногами в банку другого борта – при этом вода шла по палубе и внешней части спинки кормовой банки. Удивительно, но наш пёс ориентировался в происходящем быстрее матросов и сам, без команд перепрыгивал и занимал именно то место, где он не будет мешать и где надежнее. Я совершенно тогда не думал, что собаке нужен спас жилет – такие вот мы рисковые были с ним ребята.