Владимир Тубольцев - В дебрях урманы

– Папу могут лишить участка, – робко вставила Люся.

– Меня вытурят в два счета! – уцепился за эту мысль Константин. – И за то, что я взял ребенка, и за невыполнение плановых поставок. Ведь если я не буду приносить шкурки соболя и белки в зверопромхоз, то участок передадут более изворотливому охотнику.

– Костя, если бы у тебя был сын, ты бы взял его на охоту? Сегодня ты говорил мне, что с детства приучал бы его к суровой жизни и постарался бы сделать из него мужественного человека.

Константин остановился, внимательно посмотрел на меня, и робкая улыбка тронула его губы.

– Ты говорил мне, что будь у тебя сын – пропадал бы с ним в тайге все свободное время, – настаивал я, нутром чувствуя какое-то изменение в настроении Константина.

– Эх, Володя, припер ты меня к стенке. Если бы у меня был сын… – он замолчал и после некоторого раздумья сказал:

– Такие вещи мне одному не решить.

– А от кого это зависит?

– От председателя зверопромхоза, конечно.

– Давай завтра отправимся к нему.

– Хорошо, – согласился Константин, – если застанем. Начинается сезон охоты, и он на месте не сидит.

На мое счастье, председатель оказался на месте. Человек плотного телосложения, с крупными чертами лица сидел за большим столом и читал какую-то книгу.

Завидев нас, он приветливо поздоровался и сказал:

– Вот настоящий охотник был! А как пишет! Словно с ним сидишь в засаде на крупного зверя! Читали, небось, Хемингуэя? – обратился он ко мне.

Пока он говорил, я мысленно благодарил Бога за то, что он позволил мне встретиться с человеком, который был так же, как и я, неравнодушен к творчеству великого писателя и охотника. Это придало мне уверенности, и я приободрился.

– У меня дома есть много книг, вырезок из журналов и газет о жизни и творчестве Хемингуэя, – ответил я. – Хемингуэй – мой любимый писатель, поэтому собираю о нем все, что появляется в печати.

Крупный человек более пристально посмотрел на меня, улыбнулся и спросил:

– Вы можете прислать мне вырезки и фотографии?

– Хорошо, я пришлю. Как только возвращусь с охоты, сразу же выполню вашу просьбу.

– А что это вас привело ко мне, Константин Ефимович?

– Исключительная ситуация, Петр Васильевич. Пусть сам Владимир Иванович и расскажет.

И я снова рассказал о своем трусливом сыне, подробно и красочно. Председатель грузно ходил по кабинету, изучающе смотрел на меня и время от времени потирал руки. Его лицо не было хмурым и растерянным, как у моего дальнего родственника. Оно выражало живой интерес. Когда я закончил рассказ, председатель задал несколько вопросов.

– Какую одежду вы приготовили сыну?

Я ответил, что, кроме куртки из шинельного сукна, есть еще штормовка, спортивный костюм, два свитера, «теплое» и «холодное» белье, две пары шерстяных носков, шапка и лыжная шапочка, две пары рукавиц и многое другое, что приготовила жена.

– Константин Ефимович, как у вас с продуктами на лабазе?

– Продуктов забросили много. На этот счет проблем нет.

– Лекарства вы с собой берете?

– Все самое необходимое, – ответил Константин.

– Хорошо. Я понял, что Владимир Иванович решил преподнести сыну урок мужского воспитания. Так ведь?

Я кивнул.

– Тогда, пожалуйста, напишите мне расписку. В ней укажите, что сына в тайгу берете по собственной воле в целях воспитания в нем мужественных черт характера, что вы полностью отвечаете за его жизнь и здоровье. Думаю, что только так вы снимете камень с души Константина Ефимовича.

Я подготовил расписку, председатель внимательно прочитал и написал в уголке: «С распиской ознакомлены». Поставил свою подпись, дал подписаться Константину и вложил документ в толстый рабочий журнал.

Если таким образом свалился камень с души родственника, то с моей души свалилась невероятно тяжелая глыба.

Весь оставшийся день мы посвятили окончательной подгонке одежды. Закончив с ней, разложили на полу вещи, которые должны были взять с собой, и по длинному списку, составленному опытным охотником, аккуратно вложили их в рюкзаки.

Собрали маленький рюкзачок и для Сашульки. В него вошло все самое необходимое: пара теплого белья, пара шерстяных носков, пять маленьких плиток шоколада, банка говяжьей тушенки, кусочек сливочного масла, банка сгущенного молока, кулек белых сухарей, коробок спичек в целлофановом пакете, перочинный нож и несколько рыболовных крючков с лесками.

Все продукты питания мы разделили пополам. Половина пошла в мой рюкзак, а другая половина – в рюкзак Константина.

– Это на случай, если с одним из рюкзаков случится что-нибудь непредвиденное, – пояснил Константин, – свалится в реку, сгорит в костре или растерзают хищные звери.

В кармашки распухших рюкзаков затолкали два электрических фонарика с набором батареек, ракетницу и десятка два патронов к ней, более десятка взрывпакетов, бикфордов шнур, компас, спички, медикаменты в целлофановых пакетах, запасные пули, другую мелочь – иголки, нитки, лески, крючки, блокнот, карты, перочинные ножи. Сбоку каждого рюкзака в чехле надежно привязали по топору, а сверху закрепили наши спальные мешки. Котелки и кружки прицепили сбоку рюкзаков. Поклажу взвесили на весах. Мой рюкзак потянул сорок девять килограммов, у товарища – на килограмм легче, а рюкзачок моего сына весил около трех килограммов.

Эти громадные вьюки высотой почти в половину человеческого роста вызывали у меня панический страх. Ведь кроме этой громадины мне еще предстояло нести свое ружье шестнадцатого калибра, патронташ на поясе, большой охотничий нож в ножнах и фотоаппарат «Зенит», который я решил взять вместо радиоприемника.

Константин поспешил обрадовать меня: с каждым днем наша ноша будет становиться легче на полтора-два килограмма, так как мы и собаки будем съедать часть продуктов.

Сашульке он подарил настоящий охотничий нож, чему сын очень обрадовался. Из двух полосок кожи я сделал ножны и петлю, чтобы нож можно было носить на поясе.

К вечеру Константин поехал на мотоцикле за город. Часа через три он появился с каким-то мужчиной. Они привели с собой худую, как щепка, лайку. Впечатление было такое, будто хозяин не кормил ее вовсе. По мрачному лицу Константина я понял, что он был чем-то очень недоволен.

Они заперлись на кухне и минут десять громко разговаривали. Когда незнакомец ушел, охотник объяснил, что они договаривались о цене «заботы» о собаке. Так как незнакомец чуть не уморил знаменитую соболятницу, то платить пришлось по минимуму: пол-литра спирта и два соболя после возвращения с охоты.

– Вот негодяй! – возмущался Константин. – Мало того что я каждую неделю возил ему вермишель, кости и мясо для собаки, так он еще выторговал двух соболей! Но ничего не поделаешь: в квартире она бы совсем обленилась, а жирок наберет, есть еще время. Боньку, щенка от нее, я запер в гараже – пусть знакомится с собаками, а вот Дору подкормить надо.