Жюль Верн - Властелин мира

Не ответив мне, вероятно даже не расслышав моих слов, Робур вошел в грот. Тэрнер последовал за ним.

Сколько времени собирался Робур оставаться в Грейт-Эйри, сколько времени должна была продлиться эта передышка, — этого я не знал, но 3 августа, после обеда, я заметил, что работы по ремонту механизма были закончены, а складочные помещения аппарата заполнены провизией. Тэрнер и его спутник принесли к центру площадки пустые ящики, доски и балки, по-видимому остатки корпуса первого «Альбатроса», пожертвованного ради создания новой машины. Всю эту груду обложили сухой травой. Должно быть, Робур покидал это убежище, чтобы больше сюда не возвращаться.

И действительно, ведь он знал, что вершина Грейт-Эйри уже один раз привлекла к себе общественное внимание, что одна попытка проникнуть туда уже была сделана… Стало быть, он имел основания опасаться второй попытки, которая могла оказаться более успешной, и хотел уничтожить всякие следы своего пребывания.

Солнце скрылось за вершинами Голубых гор. Только вершина Блек-Доум на северо-западе еще пламенела. Для того чтобы возобновить свой полет, «Грозный», видимо, ждал наступления темноты. Никто не знал, что из автомобиля и лодки он мог превращаться в летательную машину. Ведь до сих пор его никогда не видели в воздухе. Быть может, это четвертое превращение аппарата «Властелин мира» покажет лишь тогда, когда захочет осуществить свои безрассудные угрозы?

Около девяти часов вечера глубокий мрак окутывал котловину. Ни одной звезды на небе, потемневшем от набежавших с востока густых туч. Появление «Грозного» не могло теперь быть замечено ни с суши, ни с моря.

Тогда Тэрнер подошел к костру, сложенному посредине площадки, и поджег сухую траву.

В одно мгновение все запылало. Из облаков густого дыма поднялись длинные языки пламени, которые взлетали выше каменных стен Грейт-Эйри. Жители Моргантона и Плезент-Гардена еще раз должны были подумать, что проснулся вулкан и что это пламя возвещает близость извержения…

Я смотрел на пожар, слушал потрескиванье горящего дерева. Робур, стоя на палубе «Грозного», тоже смотрел на костер.

Тэрнер с товарищем швыряли обратно в костер головни, выбрасываемые оттуда силою огня.

Постепенно пламя угасло. Остался лишь густой слой пепла, и во мраке ночи снова воцарилась тишина.

Вдруг я почувствовал, как кто-то схватил меня за руку. Это был Тэрнер. Он тащил меня к аппарату. Сопротивляться было бесполезно, да в сущности и незачем. Все что угодно, только бы не остаться одному в этой каменной тюрьме.

Как только я очутился на палубе, Тэрнер и его товарищ вскочили вслед за мной; последний встал на носу, а Тэрнер спустился в машинное отделение, и я заметил, что оно было освещено электрическими лампочками, свет которых, однако, не проникал наружу.

Робур занял место на корме у регулятора, чтобы следить за направлением и скоростью полети.

Меня же снова втолкнули в мою каюту, и крышка люка захлопнулась над моей головой. Значит, и в эту ночь мне не позволено будет наблюдать за воздушными маневрами «Грозного», как тогда, при полете над Ниагарским водопадом.

Однако если я не мог видеть, что происходило на борту, то мог отчетливо слышать шум мотора. У меня даже было такое ощущение, словно мы медленно отрываемся от земли и поднимаемся кверху. Аппарат несколько раз качнулся, потом нижние турбины быстро завертелись, и я услышал мерные взмахи могучих крыльев.

Итак, «Грозный» покинул Грейт-Эйри, и, должно быть, навсегда. Он «отчалил» в воздух, как говорят о судне, выходящем в море, и теперь парит над двойной цепью Аллеганских гор. По-видимому, он спустится ниже лишь после того как перелетит через горный хребет этой части американской территории.

Но куда он летит? Несется ли над широкими равнинами Северной Каролины, направляясь к Атлантическому океану? Или, наоборот, повернул на запад, в сторону Тихого океана? Может быть, он идет на юг к Мексиканскому заливу? И удастся ли мне утром различить, над каким морем мы летим, если со всех сторон будут видны только небо да вода?

Прошло несколько часов. Какими долгими показались они мне! Я даже не пытался забыться сном. Тысячи несвязных мыслей одолевали мой мозг. Они уносили меня в какую-то фантастическую страну, между тем как «Грозный» — это воздушное чудовище — уносил меня в пространство. При своей бешеной скорости, куда умчится он за эту бесконечную ночь? Я вспомнил о невероятном путешествии «Альбатроса», — рассказ о нем мистера Прудента и Фила Эванса был опубликован Уэлдонским клубом. То, что проделал Робур-Завоеватель на своем «Альбатросе», он вполне мог проделать и на своем «Грозном», и даже с меньшим трудом: ведь теперь он властвовал одновременно над землей, воздухом и морями…

Наконец, первые утренние лучи осветили мою каюту. Разрешат ли мне выйти на палубу, как тогда, на озере Эри?

Я толкнул крышку люка, она отворилась.

Я наполовину высунулся наружу.

«Грозный» несся над беспредельным океаном, на высоте тысячи или тысячи двухсот футов.

Робура не было видно; должно быть, он наблюдал за работой машин.

Тэрнер стоял у руля, его товарищ — на носу.

Оказавшись на палубе, я увидел то, чего не мог видеть во время ночного перелета от Ниагарского водопада до Грейт-Эйри, — увидел, как действуют два огромные крыла, взмахивавшие у левого и правого бортов, меж тем как турбины бешено вращались под платформой аппарата.

Судя по положению солнца, стоявшего несколькими градусами выше горизонта, мы летели к югу. И, следовательно, если «Грозный», перелетев через стены Грейт-Эйри, не изменил направления, под нами простирались воды Мексиканского залива.

День обещал быть жарким, густые свинцовые тучи поднимались с запада. Эти предвестники близкой грозы, конечно, не ускользнули от взгляда Робура, когда часов около восьми утра он вышел на палубу и сменил Тэрнера. Быть может, он вспомнил о том смерче, который чуть не погубил его «Альбатрос», и о страшном циклоне в антарктических областях, от которого он спасся только чудом.

Правда, то, чего не мог в этих условиях сделать «Альбатрос», было возможно для «Грозного». Он уйдет из воздушных сфер, где будут бороться стихии, спустится на поверхность моря, а если волнение и там окажется слишком сильным, он сумеет найти убежище в спокойных морских глубинах.

Впрочем, по каким-то ему одному понятным признакам Робур, видимо, решил, что в этот день грозы не будет, и продолжал свой полет. И если в полдень он опустился на поверхность воды, то отнюдь не из страха перед бурей. «Грозный» — морская птица, вроде фрегата или альциона, которые умеют отдыхать на воде; разница только в том, что его металлические органы, приводимые в движение неистощимой электрической энергией, не знают усталости.