Жюль Верн - Кораблекрушение «Джонатана»

Это грациозное животное с длинной шеей и изящным туловищем, с высоким крупом, подтянутым животом и тонкими нервными ногами, с золотистой, в белых пятнах, шерстью и коротким, пышным, как султан, хвостом называется в Америке «гуанако». Издали стадо мчащихся гуанако похоже на кавалькаду, и путешественники часто ошибаются, принимая их за отряд скачущих всадников.

Однажды, на одном из островов Магеллановой Земли, в пустынной местности, на пригорке, возвышавшемся среди необозримой равнины, появился одинокий гуанако. Кругом шелестели травы, протягивавшие свои острые стрелы между пучками колючих растений. Гуанако, повернув мордочку, принюхивался к запахам, доносимым легким восточным ветерком. Пугливо озираясь, насторожившись, он напряженно прислушивался к голосам прерии, готовый умчаться при малейшем подозрительном шорохе.

Кое-где на равнине высились небольшие холмики — результат страшных грозовых ливней, размывавших почву. Скрываясь за одним из таких бугорков, полз по земле индеец. Почти обнаженный, прикрытый лишь куском звериной шкуры, он, бесшумно скользя в траве и боясь спугнуть желанную добычу, медленно приближался к животному. Но все же гуанако почуял опасность и забеспокоился.

И тогда внезапно в воздухе просвистело гибкое лассо, но, не достигнув цели, лишь задело круп гуанако и упало на землю.

Удобный момент был упущен. Когда индеец поднялся на холм, гуанако уже скрылся за деревьями.

Животному удалось спастись, но зато теперь угроза нависла над человеком.

Подтянув лассо, привязанное к поясу, охотник стал спускаться с холма, как вдруг поблизости раздался дикий рев, и почти тотчас же на индейца кинулся огромный зверь.

Это был ягуар. Его сероватая шерсть пестрела белыми пятнами с черным ободком, похожими на глазки.

Зная свирепость и силу этого зверя, способного в мгновение ока расправиться с человеком, туземец молниеносно отскочил назад, но споткнулся о камень и, потеряв равновесие, упал. Выхватив из-за пояса нож из острой тюленьей кости, он попытался защищаться и даже на какую-то секунду решил, что ему удастся встать на ноги, однако ягуар, задетый ножом, бросился на индейца, повалил навзничь и вонзил ему в грудь когти. Казалось, смерть неминуема.

И вдруг раздался выстрел из карабина. Ягуар, пораженный пулей в самое сердце, упал.

В сотне шагов от места схватки медленно таял легкий белый дымок. Там, на каменистом уступе прибрежной скалы, стоял человек, все еще державший карабин у плеча.

Он был, бесспорно, характерным представителем белой расы. В коротко остриженных волосах и густой бороде незнакомца пробивалась седина. Возраст его трудно было определить — по всей вероятности, между сорока и пятьюдесятью годами. Высокий, крепкий, покрытый густым загаром, он казался наделенным недюжинной силой и несокрушимым здоровьем. Мужественные и благородные черты одухотворенного лица, высокий, изборожденный морщинками лоб мыслителя, осанка и движения этого человека выражали чувство собственного достоинства.

Убедившись, что второго выстрела не потребуется, незнакомец разрядил карабин и повесил его через плечо. Затем крикнул: «Кароли!» — и прибавил несколько слов на резком гортанном наречии.

Минуту спустя в расщелине скалы появился юноша лет семнадцати, за которым следовал мужчина. Судя по внешности, оба принадлежали к индейскому племени. Мужчине, видимо, уже перевалило за сорок. Он был пяти футов роста, широкоплечий, мускулистый, с мощным торсом и большой квадратной головой на массивной шее. У него была очень темная кожа, иссиня-черные волосы и глубоко сидящие под едва намеченными бровями глаза. На подбородке росло лишь несколько волосков.

Юноша — его сын — с гибким, как у змеи, и совершенно обнаженным телом, видимо, намного превосходил отца по умственному развитию. Более высокий лоб и живой взгляд свидетельствовали об уме, душевной прямоте и искренности.

Обменявшись несколькими словами на туземном наречии, мужчины направились к индейцу, распростертому на земле подле убитого ягуара.

Несчастный уже лишился сознания. Из груди, разорванной когтями свирепого зверя, ручьем лилась кровь. Однако, почувствовав, что кто-то осторожно приподымает его одежду, раненый открыл глаза.

Когда же он узнал своего спасителя, в его глазах затеплился радостный огонек, и, с трудом шевеля побелевшими губами, он прошептал:

— Кау-джер!

«Кау-джер» на местном наречии означает «друг», «покровитель», «спаситель». Очевидно, это прекрасное имя принадлежало белому человеку, потому что тот утвердительно кивнул головой.

Пока Кау-джер осматривал раненого, Кароли снова исчез в расщелине скалы и вскоре вернулся с охотничьей сумкой, где находился перевязочный материал и несколько склянок с соком местных лекарственных растений.

Кау-джер, промыв следы когтей хищника и остановив кровотечение, сблизил края раны и покрыл их марлевыми повязками, пропитанными целебным снадобьем. Затем, сняв с себя шерстяной пояс, он забинтовал грудь туземца.

Выживет ли бедняга? Кау-джер сомневался в этом. Ни одно лекарство не могло помочь заживлению страшных ран.

Кароли, улучив момент, когда охотник снова открыл глаза, спросил:

— Где твое племя?

— Там… там… — прошептал индеец, указывая рукой на запад.

— Сейчас только четыре часа. Скоро начнется прилив, — сказал Кау-джер. — Мы сможем отплыть лишь на рассвете.

— Да, не раньше, — согласился Кароли.

Кау-джер приказал:

— Перенесите этого человека в лодку. Больше мы ничем не можем ему помочь.

Подняв индейца на руки, Кароли с сыном начали осторожно спускаться к песчаному берегу. Потом один из них вернулся за ягуаром, шкуру которого можно было продать заезжим купцам за большие деньги.

Тем временем Кау-джер поднялся на один из утесов, окаймлявших обрывистый берег. Отсюда он мог окинуть взглядом весь горизонт.

Внизу причудливой линией извивалось северное побережье пролива шириной в несколько лье. Противоположный берег, изрезанный на всем видимом протяжении заливами и бухтами, притаился за неясными очертаниями островов и островков, казавшимися издали легкими облачками. Ни на западе, ни на востоке не видно было начала или конца пролива, вдоль которого громоздилась высокая каменная гряда.

На севере тянулись бесконечные прерии и равнины, испещренные множеством рек, бурными потоками или шумными водопадами изливавшимися прямо в море. Кое-где на этих необъятных просторах четко выделялись зеленые пятна густых лесов. Лучи заходящего солнца обагряли верхушки деревьев. А дальше, замыкая горизонт, вырисовывалась массивная цепь гор, увенчанных ослепительно белыми коронами ледников. Нигде не было никаких следов человеческого жилья.