Жюль Верн - Паровой дом

Регулятор Сторра заставлял железного великана идти умеренным шагом, согласно желанию путешественников как следует осмотреть проезжаемую страну.

При выезде из калькуттского предместья нас провожала небольшая толпа европейцев, любовавшихся нашим экипажем, и множество индусов, глядевших на поезд со смесью удивления и страха. Мало-помалу толпа редела, но это не избавило от беспрерывных возгласов: «Уахс! Уахс!» — которыми приветствовали нас все встречаемые по дороге путники.

Понятно, эти местные восклицания относились не столько к нашим колесницам, сколько к тащившему их гигантскому слону.

В десять часов в столовой был сервирован завтрак, приготовленный Паразаром, и мы принялись за него. Тряска была гораздо меньше, чем в железнодорожном салоне первого класса.

Дорога шла по левому берегу самого живописного из рукавов Ганга — Хугли, ниже разветвляющегося на бесчисленную сеть рукавов Сундербундской дельты. Вся почва этой местности состоит из наносов.

— Все, что вы видите перед собой в настоящую минуту, милый Моклер, — сказал мне Банкс, — отвоевано священной рукой у не менее священного Бенгальского залива. Это работа времени. Здесь, быть может, не найдется ни одной песчинки, которая не была бы принесена сюда водой Ганга с подножия Гималаев, легко может быть, что река грабила гору песчинка за песчинкой для напластания почвы этой провинции, где затем она проложила себе дорогу.

— Которую так часто покидает для новой! — заметил капитан Год. — Этот Ганг положительно повеса! Например, люди выстроят на его берегу город, а через несколько веков — смотришь, город очутился в равнине, гавани его на суше, река переменила и русло, и направление, и устья! Такая история случилась уже с двумя злополучными городами: Раймагалом и Таулом, некогда стоявшими на берегу коварной реки; теперь же они томятся жаждой среди пересохших плантаций риса.

— Может быть, такая же участь ждет и Калькутту? — спросил я.

— Почем знать!

— Ну а нас забыли? — возразил Банкс. — Все дело в плотинах! Если понадобится, инженеры сумеют совладать с буйством Ганга! Наденем на него смирительную рубашку, если уж пойдет на то!

— На наше счастье, милый Банкс, заметил я, — индусы не слышат ваших непочтительных речей о священном Ганге! Они ни за что не простили бы вам их.

— Действительно, Ганг, по их понятиям, сын неба, если не сам Бог, и все, что он ни делает, они считают прекрасным.

— Даже лихорадки, холеру и чуму, которые хронически поддерживаются рекой! — воскликнул капитан Год. Правда, тиграм и крокодилам, кишащим в Сундербундской дельте, живется от этого не хуже. Напротив, можно было бы подумать, что зараженный воздух так же полезен этим милым животным, как атмосфера «санитариума» англоиндийцам в летний зной. Уж эти хищники! Фокс! — обратился капитан к своему денщику, убиравшему со стола.

— Слушаю вас, — отозвался Фокс.

— Ведь ты там подстрелил твоего тридцать седьмого?

— Так точно, капитан, в двух милях от Порт-Каннинга, — отвечал Фокс. — Это было вечером…

— Довольно, Фокс! — прервал его капитан, допивая большой стакан грога, — я слышал историю тридцать седьмого. История о следующем была бы гораздо интереснее.

— Но тридцать восьмой еще на очереди, капитан!

— И ты непременно застрелишь его так же, как я застрелю моего сорок первого!

В разговорах капитана Года и его служителя, как видит читатель, слово «тигр» не произносилось никогда. Это было лишнее, охотники и без того понимали друг друга.

Между тем, по мере того как мы продвигались вперед, Хугли, около километра шириной у Калькутты, суживался мало-помалу. Выше города берега его довольно плоски.

Нередко в этой местности разыгрываются страшные циклоны, опустошающие всю провинцию. Уничтожение целых кварталов, сотни домов, превращенные в развалины, опустошение обширных плантаций, тысячи трупов, разбросанных по городу и полям, таковы следы этих ужасных метеорологических явлений, из числа которых циклон 1864 года был особенно несчастлив.

Известно, что в климате Индии существуют три времени года: дождливый сезон, холодный и жаркий, последний период самый короткий из всех, но зато и самый тяжелый.

Март, апрель, май — самые опасные месяцы в году. Подвергаться в этот период солнечным лучам то же, что рисковать жизнью, по крайней мере для европейцев. Нередко даже в тени ртуть термометра поднимается до 106 o по Фаренгейту (около 41 o по Цельсию).

Тем не менее благодаря движению парового дома, смещению воздушных волн посредством колыхания пунки и влаге, распространяемой тростниковыми экранами, часто поливаемыми водой, мы не особенно страдали от жары. К тому же приближалось дождливое время года, продолжающееся с июня по октябрь, и нам скорее можно было опасаться этого периода, нежели жары. Впрочем, при условиях нашего путешествия трудно было предвидеть какие-нибудь особенные неудобства.

Совершив прелестную прогулку, не выходя из дома, мы около часа пополудни приехали в Чандернагор.

Я еще раньше видел этот уголок страны, един ственный клочок, оставшийся у Франции в Бенгальской провинции. Этот город, украшенный трехцветным флагом и не имеющий права содержать для своей защиты свыше пятнадцати тысяч солдат, город, бывший во время борьбы XVIII века опасным соперником Калькутты, теперь находился в большом упадке, у него не было ни промышленности, ни торговли, базары покинуты, порт опустел. Может быть, Чандернагор оживился бы опять, если бы через него была проведена Аллахабадская железная дорога, но английской компании пришлось обойти не только город, но и всю французскую территорию вследствие чрезмерной требовательности французского правительства, а потому Чандернагор потерял последний случай вернуть себе какое бы то ни было торговое значение.

Наш поезд остановился в трех милях от города на дороге при входе в пальмовый лес, и утром 7 мая после спокойной ночи, проведенной пассажирами в комфортных каютах, мы снова двинулись в путь.

На привале по распоряжению Банкса был сделан новый запас топлива, так как он считал нужным, чтобы в тендере постоянно находилось достаточное количество воды, дров и угля для шестидесяти часов хода.

Капитан Год и его верный Фокс твердо держались того же правила относительно собственного внутреннего отопления, я говорю об этих желудках, представлявших значительную поверхность топки и тщательно снабжаемых владельцами их азотистым топливом, способным на долгий срок поддерживать деятельность человеческой машины.

Второй наш этап был длиннее. Мы пробыли в пути два дня и, приехав в Бурдван, посвятили день 9 мая осмотру города.

В шесть часов утра Сторр дал свисток, опорожнил цилиндры, и «железный великан» зашагал немного быстрее.