Анри Коломон - Дама, Сердце, Цветы и Ягоды. Из романа «Франсуа и Мальвази»

– Приготовьте оружие! – скомандовал он задним, когда как передние вместе с ним обо всем уж договорились. С левого края была оставлена лазейка, но такая чтобы в нее невозможно было проехать, а впечатление о серьезности их намерений раньше времени не создавать. Меж тем оно шло, авангарды отряда и кавалькады сближались и сблизились настолько, что Франсуа сам себя поймал на желании разглядеть обладательницу синего платья из воздушного шелка и кашемирового плаща, перекинутого через руку, но ее не было видно из-за темной фигуры старика с широкой грудью намеренно прикрывавшего ее за собой. Не заметил как наступил момент: масса конных французов являвшая собой невозможность сузиться, заслоняя тем самым проезд разбухшей голове кавалькады, заставила приостановиться… и в этот самый лучезарный миг Франсуа увидел подавшуюся вперед на своем коне саму синьорину, ее лицо!…встретилось с ним и пленило светлым нежным видением женской прелести, устремленной к нему… Сколько длились эти светозарные мгновения?…невозможно было почувствовать, но как темная тень навалился, оттеняя ее собой старик чичисбей, заметивший нескромность своей подопечной. Закрывая собой и резко раздраженно придерживая ее коня, процедил сквозь зубы:

– Здесь нет его высочества!…

Но и находясь в стороне от нее на медленно переминающемся с ноги на ногу коне Франсуа заметил как она невольно и опасливо попыталась взглянуть чуть назад в его сторону, стараясь отыскать глазами того, кого она видела… как ему казалось. Но смутившись вида грозной рати, или же следящего за ней чичисбея опустила голову, повернувшись вперед. Тут ее вовсе закрыла собой фигура сопровождающего всадника, вместе с несколькими другими, составляющими головной костяк кавалькады, упорно пробивающийся по краю. Мачете откуда-то сзади крикнул: Его нет! Но и сам же крикнул в сторону кавалькады:

– Бей прихвостней-кампиери!

…Накаляя и без того наколенную обстановку; однако д’Олон с натянутым нагло-невидящим лицом перестал напирать на чичисбея, предоставляя дорогу. Заминка вызванная затором прошла сама собой, когда французы разобравшись что делать проехали мимо.

Шевалье Франсуа испытывал сожаления, что не напер на ее сопровождавших, как д’Олон, тогда бы было намного лучше… увидеть вблизи, произвести впечатление, даже вызвать испуг, а то что она могла заметить, запомнить в нем так, может быть ствол пушки, на коем висела его нога и который находился как раз по ее сторону наискось?… Хотя нет, она не смогла просмотреть из-за скопления эту бравурную деталь с ним. Вместе с тем на его разгорающийся рассудок действовали сомнения: точно ли на него она смотрела и уже испытывал боязнь и ревность к тому что она просто разглядывала и могла смотреть на кого еще! Точно к этому кому-то испытывал чувство ревности. Но она посмотрела повторно!…вспомнилась премилая неудачная попытка встретиться с ним взглядом второй раз, когда она потеряла его из виду…

В передний ряд пристроился Мачете, беспардонно втиснувшись в промежуток около шевалье д’Обюссона, но вид у него был такой спешащий и естественный, что казалось по другому он не умеет.

– Пролет, не было его там, видел они даже двери у кареты открыли, меня заметили, собаки.

– Ты охотишься за ним?

– Уже на то похоже.

– В чем дело? – задумчиво задавал вопросы шевалье.

– Все дело в том что я живу и говорю по-испански, я Мачете и мое острие всегда неприятно щекотит местным заправилам брюхо, не перевариваю я этих скотов, вот пожалуй и все объяснения, еще разве что забыл сказать: наступаю лисе на хвост, когда они высовывает его из норы.

Шевалье Франсуа мало интересовала эта витиеватая жаргонистика объяснений… выждав паузу спросил:

– Что за девочка сидела там на коне?

– …Это такая девочка там сидела такая, что к ней давно чичисбея представили с отрядом. Кто не знает нашей Мальвази! Княжна!!

Больше он ничего не собирался у него спрашивать, ибо спрашивал забеспокоившийся граф де Гассе…/ Мачете решил здесь свернуть с дороги вправо прямо в запримеченное местечко, когда с кавалькадой они разъехались на тридцать туазов…/

– Спроси у него, – обратился граф де Гассе к д’Обюссону, – В какие концы ведет эта дорога? / явно не желая с нее съезжать /.

Шевалье Франсуа спросил.

– В Алькамо! / указал еще вперед /…в Трапани! / указал рукой назад/ За Алькамо эта первая дорога на Палермо.

По виду графа можно было понять что он находится в полном недоумении зачем им ехать в дебри Сицилии\. когда казалось, вот рядом прекрасный прибрежный путь! Д’Обюссон не дожидаясь вопроса спросил Мачете о том и получил в ответ объяснение:

– Потому что Трапани есть город-полк – два полка! Тамошняя чернь только тем и живет что поддерживает епископу славу о городе: Трапани – неприступный! И вам его не взять!

Переводя на французский Франсуа д’Обюссон вдруг заметил куда их направляет выехавший наперед Мачете… На заросли низкого кустарника, которые по-видимому и вдохновили чичисбея на речь, никогда не изобиловавшую юмором, но сарказмом.

Их-то как раз тоже приметил Мачете и вел раздавшуюся во флангах конную массу людей, не желавшую пересекать островок зарослей вдоль, а объехать, тем более что сразу за кустами начиналась редко поросшая ими горка… Из заросли выпрямившись встал с корточек как кузнечик подвижный зелененький человечек и первые секунды замерев во взгляде: как бы еще ожидая что определиться точно ли на него едут? Определив что точно, повернулся задом и дал стрекача напролом через траву и кусты, а так же и через попавшуюся на пути горку, выбрав самое неудачное на ней место, где пришлось цепляться за травы и камни, и лезть! Взобравшись на гребне он оглянулся, обтекающая масса конного отряда надвигалась прямо на его горку, уже взбираясь по круче.

Виттили бросился наутек ещё выше!

Французских кавалеристов очень забавляло все то, что делает разбойничья душа Мачете и они не преминули взять сложное препятствие в очень неудобных условиях – даже вдвоем на коне, но первыми же забрались те, кто сидел на коне в одиночку. Спуск далее представлялся не крутой, но его-то как раз недооценил по-видимому, бегущий с испуганным рёвом типчик в зеленом, мелко и быстро передвигая ногами и хромая на одну, а так же и опускал руки, чтоб помогаючи себе приложиться к перемещению дальше, от чего казался еще ниже и вычурней, и в своем расхлябавшемся берейторском костюмчике, создававшим впечатление как великовато сшитого, раздувшегося по крайней мере.

С гиканьем и хохотом французы пустились на небольшом скаку за ним в направлении подошвы холма, которая в том месте, куда забегал бегущий со всех ног преследуемый, казалось как слившаяся со склона лава, толстый вязкий поток, который четко выделялся порогом над остальной землей. На него-то с усталого разбега и забежал с поднимаемым облаком пыли о жухлую траву насмерть испуганный берейтор, теряющий больше сил на само чувство страха. Скованный им, не чуя ни сердца, ни ног, Виттили вяло лез по склону с нервным испуганным рыданием, как услышал за собой ко всему прочему и выстрелы. Сердце его ёкнуло, он в бессилии что-либо поделать, решил сдаваться! Поворачиваясь, почувствовал беспомощность незнания того как это сделать для примирения или вообще вступить в дружбу? Дыхание сперло настолько, что тяжко было даже дышать, не то что кричать. Сердчишко так же прыгало в теле, когда при виде преследователей у него вдруг нашлись силы и он продолжил взбираться на кручу не жалея ни рук, ни ног.