Анри Коломон - Дама, Сердце, Цветы и Ягоды. Из романа «Франсуа и Мальвази»

Когда же Мачете увидел, что Виттили на вершине высокого холма снова оглянулся, надолго остановившись, чтобы осмотреться и отдышаться, то не давая отдышаться погнал своего коня за ним. Французы с интересом наблюдали, что будет дальше: Мачете продолжал брать на испуг гоном, все ближе подгоняя коня к подошве, а тем временем Виттили наверху не поверилось в это и он стал подниматься ещё выше, чтобы с удобного и ещё более удалённого места убедиться в том. Но к своему ужасу заметил как уже высоко забрался Мачете, не слезая с коня. Тот достиг середины холма, проявляя образцы высокого мастерства, удерживаясь казалось на отвесно расположенной конской спине; как Виттили считавший себя спасенным взвыл, и явно с психу схватил первый попавшийся в руку камень и метнул. Наблюдавшие, крикнуть никто не успел, как Мачете увидел и при рывке коня точно выстрелил в разлетевшийся после этого известняк.

Среди восторженного смеха больше всего рассмеялся шевалье д’Обюссон:

– Горячие здесь люди!…Ты меня гонял, а вот на тебе, исдохни!

Меж тем на холме стало видно одного Мачете, который и сам чувствовалось испугался того, куда заехал и сейчас осторожно спускался, но с седла не слазил. Подъехал как ни в чем не бывало, увлекая за собой вперед. То была его жизнь и вертеться так приходилось постоянно.

Немного погодя они услышали далеко за собой долгий и протяжный срывающийся голос, которым до этого долго выли и рыдали, а потому не обидный.

– Ко-зел!

– Это кто? – спросил д’Обюссон.

– Это я! – ответил Мачете.

Тогда д’Обюссон потрудился взглянуть назад на вершину холма, на которой вновь находился тот психованный типчик, спускавший вослед «козлов» с особой злостью за разодранный испорченный костюм, за побитые подранные колени и руки, и за само вероломное действо, совершенное по отношению к его особе.

– Это дурачок Виттили, – рассеянно протянул Мачете, – молочный братец княжны… Не понимаю что он только делал возле дороги, обосрался что-ли?

Потянулись долгие мили затяжных скачек с короткими подъемами, вследствие удачного выбора пути проводящим, который казалось мог на своем сильном всепролазном коне черной масти, перескакать все преграды и препятствия вдоль. Мачете не знал устали и ничего удивительного в том не было, и то была сила привычки, то был образ жизни и он неплохо приспособился к той среде, в которой обитал. Всех же непривычных ко всему тому новичков это сильно выматывало.

Французы снова разбились в колонну, но теперь для большего удобства разбились по одному, так что получилась длинная растянувшаяся цепь, лентой вившаяся по долинам, и подошвам холмов, промеж них. Попадались участки когда ноги коней постоянно натыкались на камни, спотыкались. Это значило рядом или кругом холмы с оголенными от гладкой устилки каменными основами, где только у вершин. Камни-известняки попадались всюду, там где им казалось бы нельзя было быть на всхолмленной, но приятно гладкой местности, используемой под пастбища, или же где редко возделываемой.

Постоянно попадались кактусы и их лепестковые силуэты с иголками создавали резкую контрастность и отличительную колоритность сицилийских дебрей, представленными ещё характерными колоритными запоминающимися гигантскими алоэ, словно хвощи – папоротники. Ковылевая трава всегда сохлого цвета, выше можжевельник, вытягивающийся словно свеча, и ели. Но основная зелень: поросшие рощами дуба, клена холмы, а ниже большие и небольшие сады тех же пастухов, отличающиеся сочной темной зеленью цитрусовых, и еще пальмы. Хватало глазу привычной, но позеленевшей с весной сери: заросли камыша по ложбинам, кустарника и кустарникового деревца. Грязные, мутные потоки речушек и ручьев, великолепные кроны пиний, голубые горы из-за дали кажущиеся такими. Опять: высокие алоэ с кисточками, кактусы, ковыль жухлой сухостойной травы, кустарник, заросли можжевельника, стада пасущихся овец; опять мутные ручьи, камыш, камыш в ложбинках, папоротники, камни, массивные необъятные тела холмов со склонами гладко подстриженными безводьем и лесом на широко раздавшемся верху, все эти поочередно мелькавшие виды порядком надоели, да и очень беспокоил желудок, когда Мачете подняв палец сказал: «Скоро!»

Они объезжали расплывчатый, но с обозначившейся шапкообразной макушкой зеленый холм с сердцами, преисполненными горячей отваги и нутром, желавшим поживы… за разрушающейся пологой стороной – сразу за которой находилось скопище вытянутых ввысь перистых скал как скелет, обветрившийся от песчаника, по песчаным рыхлым остаткам от которого в объезд каменного нагромождения, скакали их кони, глубоко проваливаясь копытами в мягкий желтый слой.

Мачете видя что французы на ходу приготавливают оружие к стрельбе в пару скачков своего коня вырвался значительно вперед и завернул, останавливаясь и останавливая весь отряд. Как-будто собираясь объяснить диспозицию, о которой его неудобно было спрашивать.

Из-за резко вычерченного края остроконечного каменного столба, торчавшего из песчаной почвы с наклоном от плотного скопища таких же и подобных скал был виден краешек высокой коричневой серости замковой стены… Мачете отбросил в сторону пистолет взял в левую руку кнут, тут же им щелкнув.

– Всыпать им по паре горячих – каждому!

И с этим призывом он погнал за край скалы влево по истоптанной конскими копытами дороге, туазов через тридцать достигающей параллельной ей стены замка и пролегая у самого фундамента, заходила наперед к воротам, которые не были видны. Но была видна верхняя часть высокой четырехгранной зубчатой башни, подпирающей эти ворота и возвышающейся над открытой крышей ближайшей к ним задней части Шандадского замка, имевшей дымовые трубы с заостренными колпаками и ближе к карнизу крыши – окна.

Все это шевалье д’Обюссон успел заметить при одном только внимательном взгляде, сразу как из-за края скалы перед ним предстала окружно замкнутая угловатая громада Шандади. Стремительно проносясь по дороге вдоль стены кони Мачете и Франсуа вырвались вперед, круто завернувшись у угла… ворота раскрыты настежь, стена башни; конные когорты французов одна за другой вносились за край воротного щита, все более заполоняя внутренний двор и вначале не видя кроме своих никого больше, но по всему в поднявшейся пыли ощущая присутствие чьё-то.

Перед тремя этажами окон фасада расположилась крытая хворостовыми ветками пристройка в которой за длинными столами пировало множество наемников-мафиози, еще не отошедших от гогота, как Мачете размахивая свистящей плеткой и хлеща попадающихся под руку, направил коня к ним с криком:

– Готовьте задницы, драные псы!