Андрей Ларионов - Воспоминание о будущем: Удивительный сад

Иногда Андерсон опасался, что его будут искать и преследовать враги. Он оборачивался против ветра, чтобы увидеть, чист ли путь, исчезающий за его спиной. И дорога была действительно чиста, лишь приторное солнце безмятежно млело над горизонтом в оранжево-красных лучах. Уходящий период дня сменялся ночью, что обволакивала мир покрывалом мглы. Усталость охватывала его тело, и даже легкий озноб пробегал по телу, когда такая же изнуренная и потная лошадь на очередной кочке спотыкалась своими копытами, слегка подбрасывая всадника, словно, хотела выбить его из седла. Однако Андерсон был опытный наездник, который не боялся многочасовых странствий и путешествий в конном путешествии. И каждый раз, когда кобыла содрогалась под ним своим телом, он плотнее обхватывал ногами свою лошадь и, зная, что с исчезновением света будет долгожданный отдых.

Солнце исчезло в часу десятом, когда пока что летняя синева неба поглотила последние лучи дневного светила. Длинные тени от деревьев, кустарников и даже остовов и руин древних крепостей в пустоши исчезли вместе с канувшим в забвение солнцем. Андерсон выбрал себе удобную стоянку для ночлега, после чего потянул лошадь за собой, предварительно спрыгнув с нее. Трава была высокой и душистой, обдавала его лицо и тело свежестью и ощущением радости от девственной природы. В дебрях этой зелени существовали мириады живых созданий, что сверчали, ползали, летали и деловито жужжали где-то в чащобе степной растительности. Человек видел их мерцания, порхания, летающие контуры то в высокой растительности, то в чаще леса, где темнота обрела свинцово-мглистый оттенок. Иногда Андерсон глядел в небо, и видел там редкие уходящие за горизонт облачка, отчего молодому человеку хотелось широко шагать посреди этого бесконечного луга, отмеряя километры души в безмерных пределах свободного измерения. Но усталость вынуждала его остудить свой пыл, и вразумляла его сделать перевал в ночи.

– Вот и все путешествие сегодня завершено… – чуть со вздохом выдохнул Андерсон, глядя в рдеющую насыщенными цветами сгущающуюся мглу восточного неба. Марево заката опоясало красками алыми и розовыми от востока до запада. И дивные тени древних духов плясали в кострище Андерсона, когда он развел огонь в этой безмятежной пустоши. Одинокий орел контуром пару раз кружился в вечернем небе, после же канул в пустоте надвигающейся ночи.

Почти белоснежная лошадь паслась на лугу возле Андерсона, когда он сооружал впечатляющее кострище в сгущающемся мраке. Запах гари, а также вкуснейший аромат жареной курицы разносился в округе, ночные насекомые летели к свету, льнули к телу Андерсона, надеясь получить от него кровь или поглотить его потное тело. В животе даже заурчало от голода и потребности в столь аппетитной еде. Ветра почти не было, однако редкие порывы движения воздуха напоминали ему о вкусной еде. Андерсон с вожделением начал поглощать аппетитную курочку, отрывая ей то ножки, то крылышки. Наверное, это было самое отменное блюдо, которое молодой человек полюбил сейчас, и истощенный голодом изумленно впивался с жадностью зубами в упоительную индейку, что сумел поймать в ходе путешествия на юго-запад. Достоверно трудно было сказать, любил ли больше Андерсон жареных куропаток, либо удивительно вкусные в сметане пельмени из периода детства. Радовало, однако, сейчас его не только еда, а сам процесс поглощения столь изысканного блюда после полуголодной жизни в рабстве. Ноги слегка онемели в путешествии, и сейчас человек испытывал если не блаженство, то легкое чувство удовольствия и радости. Если хорошенько поразмыслить, то смысл счастья, конечно же, сводился не только в изысканных блюдах, но также и в отменном здоровье, страстных ночах и интимной близости с красивыми мраморными девицами, что так будоражили сознание Андерсона в дни одиночества. Йомены на небе, называемые, как амуры, почему-то все время были неточны, и каждый раз, когда молодой человек жаждал новой любви, чувства были невзаимны.

Лучше реальности бывают сны – они вызывают умиротворение и утешение, в которых есть забвение от жизни. Андерсон уснул прямо у еще тлеющего кострища после сытного ужина. Тонны мотыльков, бабочек и каких-то неизвестных летающих созданий иногда проносились над костром. В глубинах ночной степи заливно распевали сверчки. Рдеющие лучи и отблески солнца в небе исчезли, после чего в небе вспыхнули яркие и удивительно выразительные звезды. Торф тлел в костре, и гарь летела вокруг его ночлежки. Источник видений Андерсона была его собственная жизнь. Оранжево-золотистые лучи влетали в его сознание во сне, словно, потоки дивных волн.

Когда Андерсон уснул, то новая реальность была таковой: он видел полутемное жилище, и маленькая хижина была едва озарена мерцающей лампадкой, а облики кого-то мелькали в глубинах этой хибары. В темноте за окнами хаты также иногда выныривали тени и далекие очертания неведомых зверушек и даже сказочных созданий выходящих из мрака леса и ночи. Мужчина вглядывался в камин, в котором резво шумел огонь. Тени зигзагами содрогались от света, и каждый раз что-то таинственное вырисовывалось на стенах этой неказистой хижины.

– Кто здесь? – Воскликнул Андерсон пытаясь вызвать из полумрака те облики, что копошились у печи, подкидывая в жаровню дрова. Однако лица никак не хотели поворачиваться к Андерсону, он видел их лишь со спины этих людей, их контуры фигур и даже расплывчатые человеческие облики. Огонь распылялся в каменной плите. Дым иногда вырвался из печки, погружая всю хижину в пелену плотного белесого мрака. Отчего горло сдавливалось чем-то едким. Андерсон во сне даже хотел было вырваться из этого сна, переходящего в кошмарную стадию.

После сны были бесцветными, и их даже не было – лишь бесцветная зыбкая пустота беспамятства сновидений. Когда беглец очнулся от своих снов, солнце блистающим оком реяло золотисто над востоком этой земли. Было холодно, и костер давно потух. Кобыла паслась рядом; и, глядя на свою прекрасную кобылу, Андерсон испытал облегчение. Умная же ведь лошадь. Даже во сне, где-то в подсознании Андерсон тревожился о своей кобыле и своем предстоящем путешествии в золотой город.

Когда он позавтракал, то ощутил, что чувство голода исчезло. С утра вновь была вкуснейшая индейка, которую Андерсону удалось подстрелить из ружья вчера вечером. Она бежала вдоль каменистой дороги и не пугалась цокота копыт лошади, отчего мужчина ее заметил, и стрельнул в нее из арбалета. Курица упала мгновенно, чуть трепыхаясь, в конвульсиях смерти. Так мужчина сумел обеспечить себя сытным ужином и отменным завтраком.

Андерсон полагал, что отвратительная и ужасная Ева из замка вновь начнет его преследовать. Именно потому потушив тлеющие угли стоянки окончательно, он вспрыгнул на свою кобылу, с золотисто-русой гривой, помчался дальше к золотому городу.