Виктор Дихтярев - Вся жизнь - поход

- А сегодня ликтем будет?

Спустя какое-то время мы начали готовить для дальних путешествий сцены из спектаклей. Наверное, со стороны это было любопытное зрелище: сидят под ледником человек сорок, чуть светится костерок из притащенных наверх сучьев, а два человека читают в лицах пушкинского "Моцарта и Сальери" или сцену у фонтана из "Бориса Годунова".

Но не только литературные вечера были у нас. Неожиданно оказалось, что забава, придуманная мной для коротания времени в электричках, тоже влияет на ликвидацию темноты. Я начал проводить викторины с вопросами из литературы, истории, географии, живописи, музыки и спорта. Кто первым ответит - получает приз: конфету, печенье или яблоко. Призы ребята захватывали из дома и сваливали мне на колени. Вопросы мог задавать и любой желающий. Если никто не отвечает, приз достается спросившему. Ажиотаж начинался страшный. Я поднимал конфету над головой:

- Каким спектаклем в 1898 году открылся нынешний Художественный театр? А кто играл главную роль?

- "Чайка"!

- Нет!

- "На дне"!

- Мимо!

К игре подключаются пассажиры:

- "Плоды просвящения"!

- Фамилия автора совпадает! Никто не отвечает? Забираю конфету себе!

- "Царь Федор Иоаннович", - улыбаясь, подсказывает пожилая женщина. - В главной роли - Москвин.

Аплодисменты. Наши эрудиты отчаянно стучат себя кулаками по лбам, а женщине из рук в руки передается заслуженный приз. Когда запасы призов иссякают, их тут же пополняют пассажиры, и мы играем до самого выхода из вагона. А пассажиры благодарят нас за чудесно проведенное время.

Очень быстро появилась небольшая группа всезнаек из студентов и старшеклассников, захватывавшая львиную долю призов. На какие-то вопросы я просил их не отвечать или шел на хитрость, спрашивая о том, чего они знать, как правило, не могли:

- Самое крупное озеро в центре Памира?

- Сарезское! - радостно кричат наши ветераны, побывавшие уже в этих далеких местах.

- Водопад на Телецком озере?

- Корбу! - сразу отвечают участники алтайской экспедиции.

Победители щедро делились призами со стыдливо молчавшими товарищами, а я нещадно добивал молчунов, обращаясь с вопросами непосредственно к ним. Прошли годы - и уже взрослые люди признавались, как им было неловко за свои пустые головы и как они набрасывались на те списки литературы, которые я давал им, предупреждая, что вопросы будут из рекомендованных книг.

- Я даже принесла первую выигранную конфету домой, - вспоминала вагонные викторины сорокалетняя учительница. - Не поверите, но для меня это был такой праздник!

Кто не знает такую простенькую игру, как "Города"?

Один называет город, следующий должен назвать город, начинающийся с буквы, которой оканчивался предыдущий: Москва - Архангельск - Клин и так далее, все по очереди. Не назвал - выбываешь из игры. Я вызывал на бой всю группу и всегда оказывался победителем. Еще где-то в седьмом или восьмом классе мы увлекались этой игрой, и я по алфавитному списку в атласе вызубрил множество городов, начинающихся и кончающихся на букву "А". И теперь был неуязвим.

- Москва, - начинал я.

- Архангельск, - не ожидая подвоха, говорили ребята.

- Калуга.

- Астрахань, - предвкушая легкую победу, отвечали знатоки.

- Нарва.

Через пару минут ребята улавливали методу и становились осторожней. Теперь они совещались, отыскивая города, с началом и окончанием на "А":

- Анапа!

- Алушта, - спокойно говорил я.

- Анкара!

- Аделаида! - укладывал я на лопатки довольно потиравших руки знатоков.

Наконец, даже студенты озлились и пообещали вскорости разделаться со мной. Но я поставил условие - не только называть город, но и указывать, где он находится. Вроде бы чепуховая игра. Но всей группе, в предвкушении грядущей победы, пришлось рыскать по карте, а значит, пополнять свои знания. Игра была у нас в моде много лет, пока не появился студент-географ, сражавшийся со мной на равных. Наскучили "Города" - и я предложил называть полотна художников с изображением батальных сцен, потом перешел на музыку и на что-то еще; короче, постоянно искал возможность подтолкнуть ребят к знакомству с материалом, который не умещался в школьную программу. Так без всякой принудиловки члены группы приобщались к тому, что раньше лежало вне круга их интересов.

Сложнее было с нравственным воспитанием. Ну да - бытие определяет сознание. Есть общественное и индивидуальное бытие, как и общественное и индивидульное сознание. Они взаимосвязаны, причем эталоном служат общественные ценности. С этими азами социальной психологии - а в мои годы это называлось историческим материализмом - знакомят еще в школе. Значительную роль в формировании нравственных представлений играет конкретная среда обитания индивида. И здесь было все ясно: "Человек продукт обстоятельств и воспитания". В общем, я был готов, не сходя с места, написать обстоятельный реферат о детерминации личности всем, чем угодно, ссылаясь на Маркса, Рубинштейна и на работы отечественных и зарубежных исследователей. Но ведь человек обитает в разных средах - семья, дворовые компании, школа, институт, производство - и нравственные понятия в этом множестве не всегда совпадают, а на бытовом уровне не всегда согласуются с общественными. Это я тоже усвоил еще на студенческой скамье. Неясным оставалось одно: как сделать нашу группу той средой, где нравственные представления ее участников будут формироваться и трансформироваться в стойкие убеждения. У меня были примеры разного поведения ребят в группе и вне ее. В одних случаях это было вынужденное приспособление к нормам иной среды, в других - смена, без всяких внутренних конфликтов принятых в группе норм на новые, которые мы не могли одобрить. Конечно, если жизненные принципы находятся только на уровне понятий, их можно припрятать подальше, чтобы не лезть в чужой монастырь со своим уставом. А как быть со стойкими убеждениями в обстоятельствах, где отстаивание своих позиций принесет не только кучу неприятностей, но и навредит делу? Жизнь есть жизнь, и дороги ее не всегда вымощены первоклассным асфальтом. Приходится маневрировать, отступать, идти обходными путями. Согласуется ли это с нравственными принципами? В пьесе В. Соловьева "Победителей судят" один из персонажей говорит:

" И знайте - истина лежит обычно между."

А другой отвечает:

" Не истина, а только компромисс.

И этот компромисс, как и любой, непрочен.

Я буду на своем настаивать опять."

Надо ли быть столь категоричным? И в каких случаях?

Мы учим ребят честности, а сами у них на глазах лукавим и находим этому оправдание.

Появилось, к примеру, такое мудрое постановление: в дальние путешествия могут отправляться люди только из одного учреждения и приписанные к одному спортивному обществу. А у нас в группе - школьники, студенты, учителя, рабочие; кто числится в "Юности", кто в "Буревестнике" или в "Труде". Доказывать что-либо, упирая на нашу специфику, бесполезно: на маршрутных комиссиях понимающе кивают, но сочувственно разводят руками - существует инструкция! И тогда я толкаю ребят на прямой подлог: говорю, чтобы с помощью родственников и знакомых обзавелись справками о работе дворниками, сторожами и уборщицами в школах, ЖЭКах и детских садах - прямое свидетельство того, что все мы дышим одним "спартаковским" воздухом. Маршрутные комиссии прекрасно знают, что все это липа, но инструкция соблюдена!