Жюль Верн - Цезарь Каскабель

— Для нас хорошо уже то, что предстоящее путешествие мы совершим не зимой, — сказал Каскабель.

— Это правда большое счастье, — ответил Сергей Васильевич, — так как зимы на Аляске очень суровы.

— К тому же месье Серж как отличный географ будет указывать нам путь, — прибавил Жан.

— Знание географии мало помогает, если путешествуешь по незнакомой стране, — возразил Сергей Васильевич. — Но, во-первых, мой друг, вы до сих пор отлично пользовались вашими картами, и с моей помощью, я надеюсь, мы найдем дорогу; а во-вторых, у меня появилась одна мысль, которой я с вами поделюсь потом.

Деньги пока были, поэтому сделали запасы муки, масла, рису, табаку, чаю. Купили также несколько окороков ветчины, солонины, сухарей и всевозможных консервов. Хотя в воде недостатка дорогою не могло быть, но все-таки она всегда вкуснее, если в нее прибавить немного сахару и коньяку или, скорее, водки, которую так любят русские. Так что купили сахару и водки и даже захватили с собою прекрасного ванкуверского каменного угля, хотя леса по дороге было достаточно.

За это время переделали немного второе отделение в «Красотке» и устроили там койку для Сергея Васильевича. Приобрели также несколько одеял из заячьего меха, которые зимою в ходу у индейцев.

Кроме того, Сергей Васильевич счел нужным приобрести несколько стеклянных безделушек и бус, ярких бумажных платков, дешевых ножей и ножниц — на тот случай, если придется обращаться за чем-нибудь к индейцам, у которых эти предметы очень ценятся. А так как можно было рассчитывать на хорошую охоту, то взяли достаточное количество пороху и дроби. Сергей Васильевич купил даже два ружья и карабин и заранее радовался возможности охотиться с Жаном.

Кроме того, следовало не упускать из виду, что шайка Карпова бродит в окрестностях Ситки, и надо было приготовиться достойно встретить этих негодяев, если им вздумается напасть на «Красотку».

— Если они явятся к нам, то самое лучшее, чем мы можем их встретить, — сказал Каскабель, — это послать им пулю в грудь.

— А еще лучше — прямо в лоб, — глубокомысленно заявил Гвоздик.

Благодаря торговым сношениям Ситки с Колумбией и разными портами Тихого океана, обитатели «Красотки» имели возможность приобрести все необходимое для далекого путешествия по пустынной местности, и притом сравнительно недорого.

Наконец, все приготовления были закончены, и отъезд был назначен на 26 июня. Спешить было ни к чему, потому что, пока Берингов пролив весь не замерзнет, нельзя было и думать о переправе на азиатский берег. Но мало ли что могло задержать путешественников в дороге, да и лучше было приехать раньше в порт Кларенс, на берег пролива, чтобы там дождаться благоприятного времени.

Что же делала в это время Кайета? Она усердно помогала Корнелии в ее хлопотах. А та привязалась к ней, как к дочери, и полюбила ее не меньше, чем Наполеону. Да и все полюбили кроткую девушку. Кайета чувствовала себя наверху блаженства. Она не могла и мечтать о таком счастье в палатках своего кочующего племени.

Но час разлуки близился. Девушка направлялась в Ситку, чтобы поступить в услужение. Теперь она прибыла туда, и ей надо было искать себе место.

— А все-таки, — говорил иногда Каскабель, — а все-таки мне кажется, что из нашей перепелочки, — он так называл ее, — вышла бы прелестная танцовщица, да, пожалуй, еще и превосходная наездница. Я уверен, что она будет сидеть на лошади, как настоящий центавр. [41] Центавры (Кентавры) — мифические существа, полулошади-полулюди.

Каскабель не шутя воображал, что центавры были отличными наездниками, и было бы напрасным трудом разубеждать его в этом.

Сергей Васильевич замечал, что Жан Каскабель при этих разговорах неодобрительно покачивал головой, видимо, не разделяя акробатических стремлений своего отца.

Все очень беспокоились о том, какое существование ждет в Ситке Кайету. Накануне отъезда, вечером, все были очень печальны, как вдруг вошел Сергей Васильевич, держа девушку за руку.

— Друзья мои, — обратился он к Каскабелю и его жене, — до сих пор у меня не было дочери, но с этой минуты Кайета — моя дочь. Она согласилась считать меня своим отцом, и я прошу у вас места для нее в «Красотке».

Крики радости были ответом на эти слова.

— Какой вы хороший человек! — обратился Каскабель к Сергею Васильевичу, протягивая ему руку.

— Что я сделал особенного? — ответил русский. — Разве вы забыли, что для меня сделала Кайета? Я ей обязан жизнью, и вполне естественно, что я заменю ей отца.

— А я буду ей дядей! — подхватил Каскабель. — Вот мы с вами и разделим между собою привязанность нашей перепелочки!

26 июня на рассвете «Красотка» «снялась с якоря и вышла в открытое море», по выражению ее хозяина, любившего морские термины.

Отъезжающих сопровождали лучшие пожелания многочисленных зрителей и друзей, приобретенных за те несколько дней, которые труппа провела у городских ворот.

Ситка окружена была высоким палисадом, и ворота открывались лишь для имеющих разрешение на въезд и выезд.

Это сделано было русской администрацией во избежание наплыва индейцев, которые селятся в окрестностях Ситки.

Хижины индейцев имеют совсем первобытный вид. Низенькая дверь ведет в единственную комнату, по большей части круглую. Освещается она отверстием в потолке, которое служит одновременно и для выхода дыма. Такие хижины составляют нечто вроде предместья Ситки.

После захода солнца ни один индеец не имел права оставаться в городе.

Запрещение это было сделано ввиду постоянных столкновений краснокожих с белыми.

По выезде из Ситки «Красотка» должна была несколько раз переехать на паромах через узкие проливы, пока не достигла наконец твердой земли.

Маршрут был тщательно изучен Сергеем Васильевичем и Жаном по новым картам большого масштаба, приобретенным в Ситке. Кайета, хорошо знавшая страну, дала со своей стороны несколько ценных указаний. Умная девушка быстро научилась разбирать карту и поняла ее значение.

На общем совете было решено, что «Красотка» будет двигаться по берегу реки Юкон. Надо было достигнуть сначала форта Юкон, а затем ехать долиной реки того же названия, так как дорога вдоль морского побережья довольно тяжела вследствие гористости местности.

Скоро скалистые берега скрылись из глаз, и только вершина горы св. Ильи виднелась еще несколько дней на горизонте.

Чтобы не переутомлять лошадей, установили точные часы пути и отдыха. Было бы большим несчастьем, если бы хоть одна из них пала, так как старые Вермут и Гладиатор до сих пор дружно везли тяжелую повозку.

В шесть часов утра трогались в дорогу, с двенадцати до двух делали привал для обеда, затем до шести часов продолжали путь, а в шесть часов останавливались на ночлег. Таким образом в день проезжали от пяти до шести миль.