Иржи Ганзелка - Там, за рекою, — Аргентина

Не прошло и двух секунд, как от этих размышлений нас избавляет новое прикосновение, уже не столь нежное. Так сказать, со значением — за локти. Та же самая сеньорита, которая между тем «обтанцевала» пятерых идущих рядом с нами прохожих, сменила загадочные коробочки с флажками на маленькую кассу и с прежней грациозностью танцует в обратном направлении.

— Pero disculpe, señorita, — лихорадочно подбираем мы слова извинений и вытаскиваем флажок из лацкана, — простите, мы иностранцы, нам еще не обменяли деньги на аргентинские песо…

— No importa, señor, — щебечет черноокая фея со шкатулкой. — Неважно, меня устроит и доллар.

Стараемся понять, что же происходит, и намеренно замедляем шаг, чтобы еще раз увидеть эту милую сценку. В тот же миг нас хватают другие руки — мужские, цепкие, нахальные. Они привычно ощупывают брючные карманы, на мгновение задерживаются у связки ключей, затем взлетают вверх, чтобы тут же убедиться, что в нагрудном кармане нет револьвера. В последнюю секунду сдерживаем себя и не протестуем: мундир уже ведет нас к маленькому домику возле тротуара. Ага, вот оно что: табличка «Zona aduanera».

Докажи, что ты не международный мошенник, не контрабандист и не наемный убийца!

— Что у вас в портфеле?

— Посмотрите, — открываем замок и вытаскиваем паспорта.

Таможенник роется в маленьком портфеле и с любопытством рассматривает катушку прозрачной ленты для заклеивания писем.

— Второй нет?

— Нет, можете убедиться!

Почему таможенника интересует, одна катушка клейкой ленты в портфеле или две? Ответ на это мы получаем немного погодя. Перестав представлять для таможенников какой-либо интерес, мы волей-неволей оказались свидетелями того, как делаются дела в Аргентине.

В домик таможни вошел кабальеро с корзиной апельсинов. Прежде чем поздороваться, он извлек самый крупный плод из бумажной обертки, положил его на стол и вытащил пачку сигарет. «Встретились старые знакомцы», — проносится в мыслях. Но мы тут же отказываемся от этого глупого предположения, увидев, как рука таможенника взлетела к козырьку, а потом, на обратном пути, вытащила несколько сигарет из пачки кабальеро и положила их на горку других, уже лежащих на подоконнике. Формальное определение веса корзинки рукой — и кабальеро с многозначительной улыбкой уходит.

Так-то вот делаются дела в Аргентине!

Не говоря ни слова, таможенник отдает нам портфель и сообщает, что мы можем идти. Ах, эти гринго, ничего-то они не знают об Аргентине!

Разве таможенник не имеет права выкурить сигарету? Съесть апельсин? Или заклеить письмо прозрачной лентой? Зачем же тогда утруждать себя, проверяя, что было в корзине под верхним слоем апельсинов: настоящие апельсины или американские сигареты, которые на американском корабле стоят в три раза дешевле, чем в табачной лавочке за углом?

Говорят, что первые впечатления — самые верные…

Буэнос-Айрес вместе с предместьями насчитывает 4 миллиона жителей. Так по крайней мере утверждают аргентинцы. В том, что их столица — самый большой город на южном полушарии, убеждаешься, попав на первые улицы за Ретиро. Попробуй разобраться в этом вавилонском столпотворении автобусов с трехзначными номерами маршрутов, гудящих автомобилей и снующих, как муравьи, пешеходов!

На пристани нас никто из посольства не встретил. Выходи из создавшегося положения как знаешь: банки закрыты, а нескольких песо, обмененных на корабле, не хватит даже на такси.

— План Буэнос-Айреса за песо!

Как по заказу! В портовой кофейне раскладываем на столе бумажное покрывало, и у нас захватывает дух. Лабиринт квадратиков и прямоугольников, прорезанный линиями железных дорог и подземки. Двадцать километров с юга на север, семнадцать с запада на восток — и это без пригородов. По списку улиц мы отыскиваем Lavalle и отправляемся к торговцу открытками спросить, как туда добраться,

— Рог favor, cómo se va a la calle Lavalle? [5] Пожалуйста, как пройти на улицу Лавалье? (исп.) (Прим. перев.)

— Э-э-э?

— La calle Lavalle, Ла калье Лавалье, — пытаемся мы произнести эту фразу с правильным акцентом.

— А-а, кажье Лаважье, — со вздохом облегчения говорит торговец, — это седьмая улица направо. Вы из Испании или из Мексики?

Только теперь вспоминаешь о тех примечаниях мелким шрифтом в учебниках испанского языка, где говорилось, что в Аргентине мягкое «л» произносится как «жь», «б» как «в». Поэтому здесь говорят «криожьё» вместо «криольё», «каважьеро» вместо «кабальеро».

— Понятно, седьмая улица направо. Мучас грасиас, каважьеро!

— Éso sí, вот как говорится у нас в Аргентине, muy bien, muy bien! [6] Так, так… очень хорошо, очень хорошо! (исп.) (Прим. перев.)

Мы ведь еще не рассказали, почему Аргентина стала называться Аргентиной. По правде сказать, это произошло по ошибке.

Первый белый человек, ступивший на ее землю в 1516 году, был Хуан Диас де Солис. Однако недолго ему довелось наслаждаться обладанием пальмы первенства. Не успел он по-настоящему осмотреть берег, как индейцы схватили его и съели. Лишь спустя десять лет после этого сюда решился отправиться другой храбрец, Себастьян Кабот. Ему повезло больше. Он направился прямо в глубь страны по Паране. На этот раз индейцев словно подменили: они даже подарили пришельцам свои знаменитые украшения из серебра. Подарков было столько, что Кабот предположил, будто он открыл сокровища империи инков, и, пребывая в этом заблуждении, назвал широкое устье реки Ла-Платы — Серебро. Он так никогда и не узнал, что серебряная мишура попала сюда из Боливии, с рудника Потаен.

Это заблуждение история повлекла за собой до самого 1816 года, когда Сан-Мартин изгнал из этих мест испанских наместников и в Тукумане провозгласил независимость Объединенных провинций Ла-Платы, Provincias unidas de La Plata.

Ла-Плату перевели с испанского на латинский (по-латыни серебро — «аргентум»), и, таким образом, в 1826 году появилось весьма красивое название всей страны: Аргентина. Ошибку Кабота узаконили, и все к этому привыкли.

Иначе получилось с названием столицы. Хуан Гарай, второй ее основатель, подошел к этому с истинно испанской набожностью: «Ciudad de la Trinidad, puerto de Nuestra Señora Santa María de Buenos Aires», «Город Троицы, порт Нашей святой Девы Марии Хорошего Воздуха». Так окрестил ее Гарай, чтобы воздать должное покровительнице моряков, навсегда вписать в историю 29 мая, день святой троицы, день, когда его корабль причалил к американским берегам. Было это название невероятно святым и длинным. Поэтому сначала от него отпала «Троица», затем «Наша святая Дева Мария», и в конце концов остался «Хороший Воздух».

Но для дельцов XX века и это показалось слишком длинным, и они свели его до телеграфного «Байрес».