Марина Галкина - Одна на краю света

Особую сюжетную группу составляют разнообразные человекоподобные фигуры мужского и женского пола с полукруглыми образованиями над головой. Эти грибовидные силуэты над человеческими фигурами означают именно гриб, а не пышную прическу или головной убор, как утверждает Диков. И хотя мухомор в заполярной Чукотке появляется изредка, нельзя не признавать его культового значения в жизни древних чукчей.

Этнограф-северовед Тан-Богораз пишет об опьяняющих мухоморах, что они являются к пьяным людям в странной человекоподобной форме. Это может быть однорукий или одноногий, либо вообще напоминающий обрубок человек. И это не духи, а именно мухоморы как таковые. Число их, видимое человеку, соответствует тому, сколько он их съел. Мухоморы берут человека за руки и уводят в потусторонний мир, показывают ему все, что там есть, проделывают с ним самые невероятные вещи.

Самым большим из всех петроглифов (35 см высотой) является рисунок женщины-гриба с двумя косами, одетую в керкер. Рядом с ней изображена целая группа человеко-грибов разной степени антропоморфизации, и все они, возможно, исполняют ритуальный танец вокруг поверженного оленя. А это что за непонятный овал, смахивающий на след человека, изображен над фигуркой кита? Может быть, это кукуль?

Отснята последняя пленка. Поднимался ветер, на скалы наползала облачная тень, похолодало. Погода на Чукотке очень изменчивая, я тороплюсь продолжить сплав. Мне очень хочется доплыть до устья Пегтымеля. Там, где самая левая протока впадает в океан, в избе живет Леха — охотник, как мне сказали на перевалбазе. Ориентир четкий, все просто. Теперь, после многочисленных встреч, меня тянет к людям, грустно без них. До океана оставалось километров 40–50. Успею до вечера, подумала я.

Только сейчас выплываю из гор, вокруг тянется слабохолмистая местность. Сильный восточный ветер на участках реки, где приходится плыть против него, тормозит меня. Берега реки вскоре становятся плоскими, от воды наверх поднимается небольшой обрывчик, метр — полтора высотой, а дальше простирается равнина, река окончательно вышла из гор. Лишь временами теперь мне видны дальние склоны горок. Но берега идут хоть и низкие, но не болотистые, вполне пригодные для стоянок. Отдельные близкие мерзлотные вспучивания почвы разнообразят плоский рельеф.

Скорость моя явно уменьшилась. Падение реки было уже не настолько хорошо выражено, как раньше, да и река стала больше петлять. Перед перекатами открывается ширь водного пространства — метров на 300–400, за ними следуют разбои русла, а я-то уже и забыла, что можно садиться на мели. Выберешь не основную протоку — и через какое-то время идешь по ней пешком, тащишь каяк на веревке.

Пегтымель при впадении в океан образует широкую (километров в двадцать) дельту с лабиринтами многочисленных проток. Я уже вижу: впереди на горизонте показалось другое небо — другой оттенок цвета сплошной облачности — наверное, это отблеск льдин океана! Сейчас, сейчас я увижу его!

Резко холодало. Я вылезла на берег и попробовала понять, далеко ли до устья. Большой воды пока видно не было. И вообще сориентироваться было трудно, местность вокруг была настолько ровной, что нельзя было свысока обозреть округу, да и карты на левую протоку у меня не было.

Начинало темнеть, но мне казалось, что океан уже совсем близко, и я продолжала плыть, выбирая на развилках русла левые протоки. Завеса тумана плотной стеной проступила впереди — ну уж это точно над океаном, думалось мне. То ли я быстро скатилась к этой четко очерченной границе дымки, то ли туман сам наполз на меня и поглотил, но ощущение было фантастическим: я въехала в плотную стену и моментально мир вокруг будто накрылся шапкой-невидимкой.

Стало совсем холодно. Пока пальцы на руках еще сгибались, я благоразумно натянула на себя гидрокуртку. Падения на реке уже почти не было, я не понимала, несет меня течением или ветром. Берега стали совсем низкими, песчаными, они тянулись вровень с водой. Вот протоки расходятся под углом почти в 180 градусов. В темноте и тумане не было видно противоположного берега протоки, мне казалось, что я уже вплыла в большую акваторию, вышла из устья. Пробовала воду на вкус, но она была пресной. В дымке проступил впереди какой-то мысок — его высоту и расстояние до него определить было так же трудно, как при снежной «белой мгле». Может, это отмели конца дельты? Но они должны быть очень далеко. Но, может, это все же ближайшие к левому краю дельты косы? Где же я? В дельте, в протоках или уже плыву вдоль низкого берега моря?

Стрелку компаса было не различить, руки заледенели, спички были глубоко в кармане под гидрокурткой, я продолжала плыть вдоль неизвестного берега наощупь. Устьевого маяка видно не было, а я-то надеялась, что он будет светиться. Слева на берегу стали появляться невысокие деревянные столбики — может, это отметки фарватера для моторок, думала я (это была, как я потом выяснила, линия для ловли песцов, за столбики прикреплялись капканы).

Какое-то время спереди иногда проглядывали силуэты мысков — невысоких обрывов берега. Где же чистый горизонт, где океан, где Леха? Но вот силуэты впереди пропали, оттуда доносился какой-то мерный шум. На мелководье шуршали волны, накатываясь на пологий песчаный берег. Похоже, лишь низкий берег тянулся дальше, и был этот берег сплошным мокрым песчаным пространством.

В воде появились коряги плавника. Я села на мель, и злая беспорядочная волна захлестывала меня. «Это вынос Пегтымеля! — обрадовалась я. — Ну все, впереди океан!»

Руки окоченели окончательно. Я вытянула каяк на топкий песчаный берег, ноги чавкали, вязли по щиколотку, оставляя следы-лунки, наполненные водой. Место для стоянки было абсолютно неуютным, я не знала к тому же — прилив сейчас или отлив. Опасаясь, что ветер может сдуть каяк, затянула его подальше от расплывчатой кромки воды. «А вдруг начнется прилив? А вдруг не найду каяк в темноте?» — охватил меня небольшой мандраж.

Я дико замерзла, поэтому бежала по песку, хлопая руками по бокам, чтобы согреться, и пыталась всмотреться в темень, различить избу, но ничего не было видно. Берег не повышался. Бинокль запотел. Его забрызгало волной, и пока руки не отошли, я не могла протереть его. Вдруг я наткнулась на многочисленные следы оленей на песке. Если здесь живет охотник, никаких следов близко быть не должно, тоскливо думала я, возвращаясь к каяку. Мне в голову не могло закрасться подозрение, что чукчи здесь прогоняли стадо.

Что делать? Вернуться к последнему откосу? Но пальцы на руках у меня от пробежки уже приобрели чувствительность, поэтому решаю, что тот, кто не рискует, не пьет шампанского, и стаскиваю каяк в воду, отправляясь дальше, вперед, на поиски избушки.