Марина Галкина - Одна на краю света

Меня поглощает темнота и звуки шебуршения воды. Шшшш — мерно гуляет волна среди коряг и мелей. Ищу проходы в этом лабиринте и я. Временами сажусь на дно, выскакиваю из каяка, протаскиваю его на глубину. Резкая крутая волна норовит плеснуть воды в очко, каждый раз, когда снова загружаюсь в каяк, приходится аккуратно задраивать «юбку». Пальцы снова давно уже болят, но пути назад нет, ветер гонит меня, поддувая в спину. Меляки с корягами преодолены, теперь мне бы не потерять из виду низкий берег, не быть снесенной в открытый океан. В каком же направлении я все-таки двигаюсь?

Наконец сквозь туман проглянул тусклый ореол луны, я смогла рассмотреть стрелку компаса, который подтвердил, что двигаюсь я правильно, на запад. В бинокль пытаюсь отыскать силуэт избушки, но тщетно. Силуэты бочек проплывают мимо. Никакого огонька. А берега все непригляднее, вес ниже — блестящие пятна разводий светятся на них. Еще с полкилометра плыла я вдоль берега, то подгоняемая ветром, то заливаемая боковой волной и, потеряв надежду встретить избушку или высокий берег, десантировалась на мокрый песчаный пляж. Вода здесь все еще была пресной — но сразу за дельтой она и не должна быть соленой, думала я, уверенная в том, что стою на берегу океана.

Даже метрах в трехстах от кромки воды на песчаном берегу не было сухости. Попадались разводья луж, и под песком проступала вода. И дальше впереди картина не улучшалась. Силы резко кончились. Выхода не было, мне нужно было быстрее спасаться от ледяного ветра. Колышки слабо держались в песке, никаких камней вокруг не было и в помине, расползающимся жидким песком я заваливала отвороты тента, чтобы он держался на ветру, с торца привалила каяк. В ветровом укрытии мне сразу стало теплее. Огонь горелки, чай и шоколад окончательно привели меня в чувство. О приливе думать не хотелось.

Всю дорогу по Пегтымелю твердила себе, что ни за что не сунусь в эту дельту вечером, — и вот результат! Да, мечты о жилье выбили меня из колеи благоразумия, теперь пожинаю плоды, вываливаясь в мокром песке. Шкурка олененка, спасжилет и штаны, подстеленные под ложе, спасают мой спальник — к утру он не успевает погрузиться в песочную кашу.

Мне повезло, прилива ночью не было. Утром, выбравшись наружу, вижу картину, совершенно не вписывающуюся в мои ночные представления. Я нахожусь еще далеко не на берегу Ледовитого океана, а в океане проток и песчаных кос, настолько низких, что в темноте, естественно, не могла видеть противоположного берега. Простора океана впереди еще даже не видно. Оглядываюсь — изба! Совсем недалеко от меня! Среди окружающей плоской равнины она была видна как на ладони, и сейчас мне было трудно предположить, что ее можно не заметить. Да, дневной свет — вещь великая.

Бросив все, я заворожено зашагала к избушке прямо в ботинках, встреченную по пути протоку, не долго думая, перешла босиком, закатав штаны, и вскоре предстала перед взором охотника Лехи. «Босиком! Перешла протоку! — Леха был неподдельно потрясен этим фактом. — Ну, теперь буду всем рассказывать! А я выхожу утром за водой — смотрю, что-то зеленое. Интересный, думаю, какой вынос. Взялся за бинокль — разглядел лодку, ну, думаю, совсем рыбаки спятили, на таком месте вставать! Был бы западный ветер — все бы с водой сравнялось!»

Охотник Леха был родом из Нижнего Новгорода, но вот уже несколько лет жил на Чукотке, зимой в поселке Биллингсе, а летом здесь, в избушке. Он стрелял тут диких оленей и заготавливал рыбу. Жил в одиночестве, рации у него не было, изредка к нему заезжали на вездеходах или заходили пешком оленеводы.

Леха был человеком, который открыто восхищался моим походом. «Вот это я понимаю! — прокомментировал он мой краткий рассказ. — Настоящий путешественник! Без всяких там спонсоров, без сопровождения». После Леха щедро спонсировал меня консервами и готовыми супами в стаканчиках, убедив, что в поселке с продуктами будет туго, а также сопроводил меня кучей ценных указаний по предстоящему пути вдоль океана, рассказал, на каких мысах лучшие для ночевки балки. «А в Биллингсе можешь у меня в доме жить».

До океана от Лехиной избы было еще несколько километров. Но, однако, и здесь уже чувствовались приливы. Разница уровней воды в прилив и отлив зависела еще и от направления ветра. Сейчас, при восточном ветре здесь, среди проток, в нескольких километрах от устья Пегтымеля, эта разница составляла всего сантиметров тридцать. При отливе обнажалось основание бивня мамонта, торчащего в реке. Вот уже два года Леха пытался аккуратно откопать его, чтобы не повредить кончик. Когда дул западный ветер, при приливе могло затапливать все песчаные отмели близь устья, так что мне повезло. На моторке мы сплавали за моими вещами, я отмыла их от песка и просушила у печки в балке.

Мясо, жареная красная рыба, сало, экскурсия к бивню мамонта, торчащего из воды в русле реки — как водится, продолжить путь я смогла лишь на следующий лень.

С утра над дельтой висит низкий туман, оставляя видимость метров на 300. В полдень восточный ветер разгоняет его и я оправляюсь в путь. Вскоре вплываю в Северный Ледовитый океан. Вернее, я еще нахожусь в дельте реки. Выраженное русло уже закончилось, позади остались низкие песчаные берега, только километрах в трех от меня впереди виднелась полоска айсбергов — различной причудливой формы угловатых льдин. Их прибило на мель, и теперь они, как на приколе, лежали за длинными песчаными косами — будто очерченной по окружности полосой выноса реки диаметром в десяток с лишним километров.

За этой пологой цепочкой «островов» и начинается океан, начинается глубина. Я же качаюсь на крутых частых волнах мелководного разлива. Восточный встречный ветер крепчает, меня с головой обдает солоноватыми брызгами, весла цепляются за дно, я практически не продвигаюсь вперед. Я нахожусь в самой левой, западной точке дельты, и поэтому теперь мне нужно пересекать ее целиком.

Сначала плыву по мелководью, опасаясь выходить на простор. Волны с белыми гребнями. На дальних песчаных косах, за которыми громоздятся льдины, причудливые многоугольники с острыми ребрами, с плоскими гранями, иногда чернеющими на фоне далекого горизонта неба, лежат тюлени. Качка и брызги не дают с высоты посадки в каяке рассмотреть тюленей повнимательней, точнее определить их вид.

Вскоре, придерживаясь песчаного берега и не теряя из вида его низкой кромки, я попадаю на мели. И хотя меня манит далекий маяк, по черточке которого я ориентируюсь, мне приходится отдалиться от берега, не плыть к маяку напрямик, а держаться подальше от мелей. Весла все же продолжают временами цеплять дно даже на значительном удалении от прибрежных кос. Встречный ветер на мелководье гонит волну и тормозит мое передвижение.