Иржи Ганзелка - Африка грёз и действительности (Том 3)

Если кафру не удалось раздобыть леопардовую шкуру, он довольствуется старыми холщевыми трусами. Но это не так уж и важно, потому что вокруг бедер у него болтается целая сеть из цветных бус, лент и ремней, украшенных блестящими гвоздиками. Точно так же разукрашены плечи, грудь, спина. Но вряд ли кому-нибудь удастся точно описать все, что носит дурбанский рикша на голове. Главную часть его головного убора составляют два могучих воловьих рога. На них, между ними и вообще всюду на голове красуются пучки конских волос, разноцветные перья, бусы, ремни, ленты и раковины.

А хотите знать, каков тариф?

Один шиллинг за милю вне зависимости от того, следит ли пассажир за стройностью своей талии или весит целый центнер…

Южноафриканские шоссе не стандартны.

Они представляют собой коллекцию крайностей, как и вся страна в целом. На автодорожной сети отражается та бездонная пропасть, которая отделяет роскошные небоскребы на Комишнер-стрит в Иоганнесбурге от полуразрушенных трущоб в его предместьях, где живут тысячи «белых бедняков» — каста обездоленных белых, этих европейских париев.

Южноафриканские шоссе — верное отражение контраста между современными двухэтажными троллейбусами и повозками на высоких колесах, запряженными 12 ослами. Эти шоссе проложены в стране, где ослиные или воловьи упряжки существуют наряду с современными «бьюиками», которые тысячами ввозятся сюда в обмен на золотые слитки и сверкающие алмазы.

На протяжении всего нашего путешествия по Африке перед нами, как приятное видение, маячили южноафриканские шоссе, такие, какими их изображают рекламные брошюры. Асфальт, прямые и широкие магистрали, гладкие, как стекло. Нам представлялся этот мираж, когда мы вытаскивали свою машину из грязи в Кении, на разбитых дорогах Конго и Северной Родезии.

И вот мы, наконец, в Южной Африке с шоссейными дорогами, ровными, как стол, и гладкими, как стекло. Но только с этих блестящих полос асфальта здесь вдруг попадаешь в ухабы, каких мы не видели даже на самых худших отрезках дорог Центральной Африки. Корругация — равномерная глубокая волнистость дорог — не прекратилась у порога Южно-Африканского Союза. Напротив, именно в этой стране она зачастую переходит все границы приличия, даже на тех шоссе, которые обозначены на карте под громким названием «Нейшнл родс», то есть дороги национального значения. Десятки километров едешь здесь со стиснутыми зубами — и не потому, что думаешь о рессорах и прочих изнашивающихся частях шасси, а просто потому, что при езде по этакому «жалюзи» можно прикусить язык. Затем вдруг также неожиданно машина плавно въезжает на асфальт; это застает водителя врасплох не меньше, чем самая худшая волнистость дороги, так как он уже заранее дрожит при мысли, что гладкое шоссе вновь исчезнет, словно призрак.

Прототипом южноафриканских шоссе является «Гарден-Рут» — «Парковая дорога».

Цветные фотографии в туристских справочниках Южно-Африканского Союза дают чарующее изображение самого прекрасного шоссе, какое только человеческая фантазия и техника в состоянии вставить в живописную рамку приморских гор. Название «Гарден-Рут» мы уже слышали за 10 тысяч километров от Дурбана, находясь еще в северном полушарии.

В Дурбане начинается отрезок магистрали протяженностью в две тысячи километров, вливающийся в самое южное шоссе Африки, которое соединяет Столовую гору с мысом Доброй Надежды. Возможно, что эта магистраль когда-нибудь станет такой, какой ее уже теперь хвастливо называют рекламы для туристов в Южно-Африканском Союзе. Пока что, однако, это шоссе скорее напоминает трудную пробную трассу для моторизованного транспорта.

Как подвешенные гирлянды, проходят участки «Гарден-Рут» по пляжам Индийского океана, широкими дугами и излучинами проникая в изрезанные хребты прибрежных гор. Минутами вдыхаешь соленые брызги морского прибоя, а затем сразу машину поглощают дикие, глухие горы и скалы. А когда вырываешься из их объятий, то прямо перед тобой внизу, в пропасти на стометровой глубине, бурлит морской прибой. Спустя два часа после того, как мы наблюдали оживленное движение на пристани маленького городка, стрелка высотомера уже показывала более 1600 метров над уровнем моря. Выжженные холмы, скалы, сухие саванны, влажные девственные леса и снова море — красочный калейдоскоп красот природы.

Но у современного автомобилиста ужасно мало времени, чтобы любоваться всем этим, потому что все шоссе до сих пор еще находится в самом примитивном состоянии. Лишь незначительный по сравнению с общей длиной отрезок шоссе дает возможность отдохнуть, катясь по асфальту. Почти вся трасса заставляет водителя быть постоянно начеку: обвалившиеся камни, изрытая земля, ямы и выбоины, скользкая глина, подъемы и спуски, встречающиеся на каждом из этих двух тысяч километров. Крутые склоны кажутся бесконечными!

Возможно, что через много лет, когда экскаваторы прогрызут достаточно широкий проход в приморских скалах и всю эту двухтысячекилометровую трассу объединит сплошное асфальтовое покрытие, родится настоящая «Гарден-Рут», которой южноафриканцы уже давно хвастаются в своих туристских справочниках.

— Алло, алло, Менду?

— Минуточку, пожалуйста…

Незнакомый голос, доносившийся с центральной телефонной станции, затих.

Мы стояли в полутемном складском помещении аптекарского магазина в Идутиве и терпеливо ожидали, пока отзовется телефон. В этот день мы преодолели более 400 километров по трудным горным дорогам и уже решили переночевать в Идутиве.

Голос телефонистки откликнулся снова:

— На проводе Менду, говорите!..

— Алло, мистер Томеш?

— Да, Томеш у телефона…

— Тогда будем говорить по-чешски, — и мы называем свои фамилии. — Вот мы и явились. Добрый вечер, господин Томеш!

— Наздар, наздар, [28] Наздар — приветствие, принятое в Чехословакии. ребята. Ну, теперь у меня с души камень свалился; я уж думал, что вы где-нибудь в Кейптауне и о том, что я нахожусь в Менду, совсем забыли. Есть у вас карта?.. Что?.. Ладно, ладно, так через два часа я жду вас здесь…

Стояла темная, беззвездная ночь.

Узкая разбитая дорога, петляя из стороны в сторону, уходила куда-то в неизвестность. У нас все время было такое ощущение, будто мы с минуты на минуту должны очутиться у моря, но высотомер упрямо держался на 500 метрах, затем поднялся до 600 и снова упал.

«Не забудьте заехать к трейдеру Томешу», — вспоминали мы по дороге фразу из письма, полученного из чешского генерального консульства в Кейптауне, и наказы наших земляков из Чешского объединения в Иоганнесбурге, где мы недавно делали доклад о своем путешествии. «Он живет уже свыше 20 лет среди кафров в области Транскей, близ моря…»