Борис Островский - Великая Северная экспедиция

Продолжая путь при значительно засвежевшем ветре, увеличившем ход корабля до 7 миль в час , 15 августа путешественники «усмотрели в 9 часов утра высокую гору в правой руке, на коей, — говорит Чаплин, — живут чукчи, и в море после сего остров в левой руке. Поелику в сей день празднуют св. мученику Диомиду, то и назвал капитан Беринг увиденный остров его именем». Таково происхождение странного названия группы островов, расположенных в Беринговом проливе.

Далее судовой журнал отмечает: «Погода пасмурная, ветер свежий. Плыли подле берега и увидели на оном множество чукоч и в двух местах жилища их. Усмотря судно, побежали чукчи на высокую каменную гору». Чукчи на этот раз оказались смелее прежних. Со «Св. Гавриила» заметили, как от берега отделились четыре лодки и стали держать курс наперерез кораблю. Беринг ласково встретил прибывших и узнал от них, что русские им давно уже знакомы, и что они бывают частенько в Анадырском остроге. Мы, — продолжали чукчи, — ездим и к реке Колыме на оленях, в открытое же море не выходим.

Об интересующей его Америке Берингу ничего не удалось узнать от чукчей. Закупив у них оленьего мяса, рыбы, воды, меха лисиц, песцов и моржовые клыки. Беринг двинулся далее; в пути встречалось множество китов.

Во все время предыдущего плавания погода удивительно благоприятствовала морякам, они не испытали ни одной бури. Но к концу плавания дело изменилось; Беринг смог на собственном опыте убедиться теперь, насколько опасны и тяжелы условия плавания в северной части Тихого океана в бурную погоду. Если и поныне, при современных технических средствах, условия для мореплавания здесь очень неблагоприятны из-за постоянных туманов, многочисленных подводных камней, частых штормов, то что же должен был испытывать утлый «Св. Гавриил», попав в шторм 31 августа, когда его стало дрейфовать, и он вскоре очутился в полумиле от крутых и каменистых камчатских берегов! «Ежели б в то время сделался ветер ещё крепче, то неминуемо при столь крутом и утёсистом береге должны были бы все погибнуть, — вспоминает Чаплин, — и мы трудились отойти против ветра от берега прочь до десятого часа пополудни. А в 10 часов порвало у грота и у фока фалы; тогда паруса упали, снасти все перепутались, и за великим волнением не можно было разобрать снасти; того ради легли на якорь на глубине 18 сажен от берега расстоянием в 1 миле или ещё меньше, около второго часа с превеликим трудом до полудня исправились к походу парусами и прочею снастью, хотя беспрестанно все о том трудились». На следующий день «в первом часу приказал капитан Беринг подымать якорь, но едва только подвертели несколько сажен каната, то оный лопнул, а посему, поставя скорее паруса, пошли на SSO». Моряки были спасены.

2 сентября Беринг бросил якорь в устье реки Камчатки, после чего стал располагаться здесь на зимовку. Первая камчатская экспедиция, послужившая прологом к Великой Северной экспедиции, была закончена. Бесспорно, в этот свой поход Беринг смог бы сделать ещё многое, не поспеши он так быстро вернуться назад. Мысли о не сделанном им, мысли об Америке, теперь всецело наполняют его. Беринг не рискнул так поздно возвращаться домой в Петербург, тем более, что он хотел летом будущего года ещё раз попытаться открыть землю на восток. 3 октября была получена из Петербурга почта, пришло известие о вступлении на престол Петра II, — свой путь почта совершала целых 17 месяцев.

Зима наступила в последних числах октября. Хороший камчатский климат и достаточные запасы провианта предохранили зимовщиков от заболеваний. Крашенинников и Стеллер, зимовавшие впоследствии на Камчатке, так характеризуют условия здешней жизни: «Воздух и вода, — говорят они, — там чрезвычайно здоровы, нет беспокойства ни от жару, ни от морозов, нет никаких опасных болезней, как, например: горячки, лихорадки и оспы. Нет страху от молнии и грому, и, наконец, нет никакой опасности от ядовитых животных».

И в самом деле камчатский климат представляет много любопытных особенностей, определяясь положением Камчатки среди двух морей и гористым характером страны. Несмотря на своё положение в умеренной зоне, Охотское море тем не менее представляет типичный образец сурового полярного моря с неизменно холодной водой и массами льда, который по временам задерживается до августа. Из этого моря постоянно несет, как из погреба, холодом на Камчатку, сковывая вершины её сопок вечным ледяным покровом. С другой же стороны, тёплое течение Тихого океана, довольно близко проходящее у берегов Камчатки, приносит тепло, но и вместе сырую туманную погоду. В силу этих двух причин, климат Камчатки отнюдь не отличается суровостью, климат же восточной стороны её южной половины можно даже назвать умеренным. Средняя температура зимой здесь —8°, летом же +13°.

Благополучно прозимовав, в июне 1729 года Беринг ещё раз вышел в море в надежде увидеть землю на востоке. Но напрасно! Как пристально ни всматривался он вперёд, никаких признаков земли на горизонте ему обнаружить не удалось. Проплыв 200 вёрст против сильного встречного ветра, он повернул обратно, взяв направление южнее. В результате этого манёвра, обойдя южную оконечность Камчатки, определив астрономически её положение и форму и тем окончательно разрушив мнение, будто Камчатка значительно дальше тянется к югу, Беринг пришёл 23 июня в Охотск.

Определение южных границ Камчатки, открытие прохода из Тихого океана в Охотское море имело огромное значение для последующих экспедиций, в частности и для Великой Северной. Припомним, каких огромных трудов стоило Берингу перетаскивание на себе всех грузов экспедиции и строительных материалов поперёк Камчатки из Большерецка в Нижнекамчатск. С открытием нового пути все эти тяготы исчезли; не мало времени и сил было благодаря этому сбережено.

Обратный путь в Петербург совершали на 78 лошадях. Выехав 29 июня, Беринг ровно через два месяца прибыл в Якутск. Отсюда поплыл он по реке Лене, но 19 октября река замёрзла, и продолжать далее путь пришлось на санях, минуя Илимск, Енисейск и Тару, до Тобольска. 1 марта 1730 года, после пятилетнего путешествия, Беринг прибыл домой.

В Петербурге его постигло глубокое разочарование, Адмиралтейств-коллегия, куда Беринг представил свои отчёты и произведённые измерения, отнеслась к нему с недоверием и даже не ходатайствовала о выдаче ему чрезвычайной награды, которая обычно выдавалась по окончании экспедиции её начальникам. Причиной такого несправедливого отношения к моряку была излишняя доверчивость коллегии к сведениям, почерпнутым ею из самых неблагонадёжных и сомнительных источников, преимущественно иностранных, расходившихся с материалами, доставленными Берингом. Сильно повредил ему и некий казачий полковник Шестаков. Этот воинственный «завоеватель» авантюристской складки обещал правительству покорить землю чукчей и исследовать весь северовосток Сибири. Он требовал для этого лишь полномочий, средств и 400 казаков. Двор согласился и дал полному воинственной отваги казаку, не умевшему, к слову говоря, ни читать, ни составлять карт, все, что он просил. Незадолго до отъезда Беринга в экспедицию Шестаков вернулся из Якутска и представил собственного изготовления вполне фантастические карты, не сходные одна с другою, ошибки на которых доходили до 12 градусов; против же устья реки Колымы и Чукотской земли Шестаков начертил таинственную полосу якобы увиденной им земли. Карл Бер выражает полную уверенность, что Шестаков признал Медвежьи острова, расположенные к северу от устья Колымы и давно известные в Якутске, за американский берег. Хуже всего, что неверные карты Шестакова попали и за границу, и одна из них была издана в Париже. Этого было достаточно, чтобы за Шестаковым утвердилась слава «замечательного» путешественника, сведения же, доставленные Берингом и расходившиеся с шестаковскими, остались под сомнением: характерный штрих того некритического времени и тех условий, в которых приходилось работать многим выдающимся людям!