Аркадий Фидлер - Горячее селение Амбинанитело

— Вот именно, — оживленно подтверждает Рамасо, — бецимизараки знают точно, что делал даже самый отдаленный предок, зато они совсем равнодушны к делам чужих. Беневский не создал мальгашской семьи, здесь у него нет наследников по крови, поэтому можно предполагать, что память о нем предана забвению. Нет потомков, которые обязаны были бы напоминать о его деятельности.

Лес пел мне детские песенки, когда отец водил меня еще за руку. Потом был лес над Ивахой в Паране. Потом он учил любить грозу на Укаяли. Потом издавал душистый запах смолы в Канаде. Лес для меня больше, чем друг: он вошел в мою жизнь благожелательным, мудрым советником и руководит моей судьбой. Мои пути идут сквозь лес.

Лес, окружающий нас в Амбинанитело, покрывает горы, спускается к самой долине и задерживается только у края болотистых рисовых полей. Лесная чаща, живая, душная, воинственная, насыщена зеленью алчных растений и звуками звериных голосов; ежедневно при восходе солнца в нашей хижине слышен хор лемуров, под вечер — хор лесных птиц, ночью — таинственные крики я загадочный гул. Лес мы видим в разное время дня и ночью при звездах, но совершенно исчезает он в час дня. Ежедневно, точно в это время, на долину обрушивается знойный ураганный ливень. После дождя появляются радуги.

Я не хожу пока в лес, выручает Богдан Кречмер, мой товарищ — зоолог. У меня много работы дома — пишу. К тому же все внимание поглощает деревня, которая объявила нам тихую, упорную войну. Но все же с лесом знакомлюсь: многое оттуда попадает в мою хижину.

Богдан приносит новости о своих многочисленных открытиях. В полдень, во время обеда, отчитывается в утренних походах, а так как мы душой и сердцем связаны друг с другом, не требуется много слов. Я переживаю его лесные приключения, в которых участвуют задиристые насекомые, редкие птицы, папоротники величиной с дерево, диковинные пальмы, кишащие жизнью лужи, — словом, весь созидательный, пленительный и возбуждающий мир естествоиспытателя.

К вечеру — это вошло в привычку — заходят ко мне на чай с сухарями несколько соседей-мальгашей. Они приносят с собой дыхание леса, но как этот лес не похож на лес Кречмера! В их рассказах лесная чаща мрачная, злая, предательская, кишащая злыми духами. Так могут говорить о лесе люди, выросшие в долине, привязанные к рисовым полям, а может быть, враждебно настроенные к чужим, пришельцам. Может быть, хотят нас запугать?

Удастся ли это? Я достаю свои старые книги о лесе и вооружаюсь. Война с деревней бессмысленна и утомительна, а вид амазонских дебрей вселяет бодрость. Старик Джинаривело прав: с растениями можно заключать союз. Однажды Джинаривело зашел ко мне невзначай покурить и поболтать. Случайно взглянув на мою укаяльскую книгу, он внезапно оживился. На иллюстрации изображены были собиратели каучука возле дерева с надрезанной корой. Он спросил, что означает эта иллюстрация. Я рассказал ему трагическую историю бразильских собирателей каучука, которые из нищих становились миллионерами, а потом — снова нищими. Я не узнаю Джинаривело: он весь просиял и тут же объяснил, в чем дело. Отец его тоже был искателем каучука, и он, будучи еще мальчишкой, часто сопровождал его. Это были хорошие времена, он очень любил ходить в лес…

— А лесные духи не приставали к тебе? — спрашиваю удивленно.

— Лесные духи всегда были ко мне благосклонны, — отвечает.

— Значит, ты странный бецимизарака! — признаюсь я.

— Почему странный?

— Потому что не боишься леса.

Нет, леса он не боится. Напротив.

— Ах! — вздохнул он и тут же устыдился своего вздоха. Схватил соломенную шляпу и смущенный ушел.

Но час спустя он возвращается. Успокоенный. Он хочет знать, что я думаю о лесе. Я решил не рассказывать, а показать репродукции фотографий из моих книг. Тропический лес на Укаяли вызывает восхищение его, а пейзаж в книге «Канада пахнет смолой» просто ослепляет. В торжественном молчании впитывает он в себя красоту группы канадских елей. По его мнению, это предел лесной красоты. Он смотрит как зачарованный. Впервые житель Амбинанитело с дружеским вниманием слушает мои слова, воспринимает мои мысли без предубеждения и подозрения.

— Ты долго там был? — спрашивает Джинаривело, показывая на канадский пейзаж.

— Я был там много месяцев, пока не познакомился со страной, людьми и животными.

— А жители тебя любили?

Показываю ему фотографию, на которой я изображен в обществе улыбающихся индейцев.

— Честные люди во всем мире, — объясняю ему, — всегда благосклонны, если к ним приходят с открытой душой и доброй волей.

— И они не боялись тебя?

— Почему должны были бояться? Напротив, наша дружба укрепляла их силы и придавала бодрость.

Старик Джинаривело понял упрек. Он перелистывает книгу и возвращается к пейзажу с елями. Он не может наглядеться на него.

— На Мадагаскаре есть дерево, — говорю, — красивее, пожалуй, елей и уж наверняка диковинней.

— Какое же это дерево? — старик с сомнением поднимает голову.

— Пальма равенала.

— Это правда, — признает он с улыбкой. — Пальма равенала особенная и необычайная, но красивее ли?

— Жаль, что она не растет в вашей долине.

— Растет, и даже недалеко отсюда. Если хочешь, я провожу тебя к ней.

— Проводи.

Мы идем к горе Беневского, которую Джинаривело называет Амбихимицинго, что означает «отсюда все видно». У ее подножия мы поворачиваем направо. Здесь в гору врезается широкое ущелье. В глубине оно покрыто величественным лесом, а по краям, ближе к выходу, видны несколько пальм равенал.

Эти деревья поражают своей диковинной формой. На верхушке стройного ствола растут листья длиной в несколько метров, но не во все стороны, как обычно у пальм, а в виде громадного веера; причем листья, точно спицы колеса, образуют плоский полукруг. Ветерок, дующий с реки, постоянно шевелит их, вызывая тихий шорох; и это еще больше усиливает их диковинность. Ничего мало-мальски похожего не найдешь ни на Мадагаскаре, ни в другом месте. Природа создала зеленый монументальный веер, при виде которого человек застывает пораженный, не веря глазам своим.

Пальма равенала растет во всем влажном поясе восточного побережья острова. Ее мальгашское название — равенала — означает «лист леса», потому что ее листья — самая отличительная черта леса, в котором она растет. Европейцы называют ее «деревом путешественника». В углублениях у основания ее листьев всегда есть свежая вода; жаждущий путешественник может пробить лист копьем, собрать воду в сосуд и утолить жажду. Название пальмы несколько произвольно: всюду, где растет равенала, воды хоть отбавляй, и жаждущему путешественнику вовсе не требуется добывать воду таким сложным путем. Зато больше подошло бы ей название строительной пальмы — ее мощными листьями бецимизараки покрывают крыши своих хижин.