Аркадий Фидлер - Горячее селение Амбинанитело

Он виновник печальной судьбы хамелеона, тихого друга, сидящего скромно на ветке куста возле моей хижины. Однажды Бетрара заметил его и совсем обезумел. Подскочил и в бешенстве ударил прутом. Я помчался на выручку. Но кулак слишком поздно опустился на буйнопомешанного: он уберег хамелеона от второго удара, но первый оказался смертельным. Хамелеон зашипел от боли, и тело его стало изгибаться. Вероятно, был перешиблен позвоночник. Минуту спустя он как ни в чем не бывало выпрямился, но кожа его, до этого светло-зеленая, быстро стала темнеть и в конце концов совсем почернела. На ветке сидел уже не мой хамелеон, а странный, черный, бросающийся всем в глаза большой кусок угля. Хамелеону уже не нужна защитная окраска: смерть приблизилась в густой черноте.

Оказывается, это был еще не конец. Хамелеон зашевелился, и во мне проснулась надежда. Вскоре он сошел, вернее бессильно сполз с куста, приник к земле и так застыл; это самый скверный признак. Здоровый хамелеон не выносит земли, он удрал бы на ветку. Прошел час без всяких перемен. Затем наступило странное явление. Хамелеон из черного стал розовым, прекрасного розового цвета, как заря, как пышущая здоровьем щека ребенка. Началось с передней части морды, затем перешло на всю голову, потом медленно, незаметно, но неуклонно стало продвигаться все дальше — на затылок, передние конечности. Когда розовый цвет дошел до хребта, голова снова изменила цвет. Она начала краснеть все больше и больше, пока не вспыхнула пурпурным пламенем. На теле умирающего хамелеона розовая волна сменилась пурпурной.

Удивительное, невероятное создание. У него необычной формы тело, странные повадки, о нем среди людей ходят невероятные легенды, он вызывает таинственные болезни и вот даже умирает необычно: умирает пламенно-красного цвета, цвета, который везде олицетворяет бурную жизнь, пламя… Здесь же — смерть.

Смотрю на хамелеона как зачарованный. Проходящие мимо жители деревни смотрят не на него, а на меня. Я для них более любопытный зверь: может, наступила злая година для белого человека и демон рантутру опутал его? А может, вазаха сошел с ума? Все посматривают на меня тревожно, выжидающе, исподлобья.

Перед заходом солнца хамелеон умирает совсем. Нет сомнения, что он кончается. С головы до ног он великолепного красного цвета и таким останется после смерти. Безумный вид смерти: это скорей победная песнь или могучий гимн. Какой-то величественный апофеоз, а не смерть!

Под вечер я пригласил нескольких соседей-мальгашей на стаканчик рому и устроил поминки. Велел им смело пить и веселиться так, как веселюсь я. Пьют, но компании не получается. Пьют мрачно и опасаются подвоха.

— Подвоха нет! — кричу им. — Пьем за красивую смерть хамелеона в красках.

Это совсем непонятно, тревожно и тем более подозрительно. Соседи пьют и молчат. Им хочется знать подлинную причину моего веселья. Наконец старый Джинаривело — тот самый, который несколько дней тому назад на берегу реки заключил враждебный для меня союз с мимозами, спрашивает:

— А на твоей родине хамелеоны никогда не умирают пурпурными?

— Не умирают, потому что у нас их нет, — объясняю я с улыбкой. — Это только у вас, у ваших хамелеонов смерть окрашена в такие яркие цвета.

Ого, для них это уже слишком! В хижине явно пахнет опасным подвохом, чарами грозными, поскольку они никому не известны. Они не знают, откуда грянет беда, и предпочитают вовремя исчезнуть. Неужели белый человек победил демона рантутру и поэтому теперь такой веселый? Они поспешно допивают ром и один за другим исчезают.

Вслед за ними выхожу и я во двор. Полная луна. Хамелеон по-прежнему лежит на земле. И все еще невообразимо ярка его окраска. Свет луны приглушил цвет, но если осветить хамелеона электрическим фонариком, тело его засветится, как густое красное пятно.

Жители деревни косятся на нас. Но работа идет как должно, без помех. Ловим насекомых, охотимся за птицами, препарируем шкурки. Помогают нам несколько предприимчивых парнишек, не побоявшихся угроз старших.

Продолжаю также поиски следов Беневского, но, увы, пока безрезультатно. В небольшой библиотечке, которую я захватил с собой, есть несколько французских книжек о нем. Часто их перелистываю. При этом испытываю какое-то особенное удовольствие, когда, читая необыкновенные приключения необыкновенного завоевателя, поднимаю глаза и прямо перед собой, в нескольких сотнях метров, вижу гору, на вершине которой герой повествования заложил форт Августа.

В свое время — во второй половине XVIII века — Беневский был далеко не заурядной личностью. Гуманная деятельность его резко отличалась от поведения тогдашних завоевателей, которым чужды были человеческие чувства. Они стремились лишь к наживе и славе. На Беневского оказали большое влияние прогрессивные веяния эпохи просвещения.

Беневский, поляк по происхождению, жил в Венгрии. Дед его, родовитый поляк, выехал в Венгрию и поселился там вместе с семьей. Маурици, внук эмигранта, родился в 1741 году. В молодости он поступил в австрийскую армию. Когда Польше стала угрожать опасность, Беневский поспешил на родину. В чине полковника Барской Конфедерации он сражался против царской России. Попал в плен и был сослан на Камчатку. Здесь он поднял бунт среди заключенных, захватил с их помощью русское судно и бежал в открытое море. После одиссеи вокруг Юго-Восточной Азии Беневский высадился на Иль-де-Франсе, французском

острове в Индийском океане (нынешнее название острова Маурициус 4). Остров расположен всего в нескольких сотнях километров от восточного побережья Мадагаскара. Здесь, можно сказать, была завершена сибирская эпопея, и Беневский затеял новую, еще более удивительную: заинтересовавшись таинственным Мадагаскаром, он решил покорить его. В то время большой остров был разделен на множество враждующих между собой карликовых княжеств. Никакое европейское государство не завладело еще этим островом. Пробовали это сделать купцы и колонизаторы четырех государств: очень осторожно — португальцы и голландцы, настойчивее — англичане и упорнее всех — французы. Но ужасный климат и сопротивление туземцев сделали тщетными их усилия.

Наиболее выносливые и настойчивые французы пытались время от времени организовать на Мадагаскаре торговые пункты и даже колонии, как это делал, например, Модав. Его экспедиция продолжалась два года и закончилась в 1770 году, незадолго до прибытия Беневского на Иль-де-Франс. Завистливые французские администраторы и купцы Иль-де-Франса, хотя он и был французской колонией, не хотели допускать конкурентов к местным богатствам — скоту и рису, а также к рабам на Мадагаскаре. Позже та же участь постигла экспедицию Беневского.