Наоми Уэмура - Один на один с Севером

Теперь же, когда разлом увеличился до трех с лишним метров, можно было рассчитывать лишь на то, чтобы перетащить только переднюю часть нарт. Та часть полозьев, которая опирается на обе стороны трещины, слишком мала — не более полуметра, а этого не хватит, чтобы собаки могли взять разгон и перетащить противоположный конец нарт. Он непременно окажется в воде.

Все случилось за какие-нибудь 20 минут, пока я возвращался к упряжке. Меня еще раз поразила скорость перемещения льдов.

С обоих краев трещины поверхность воды буквально на глазах начинает затягиваться тонкой пленкой льда. Самая середина скрыта в клубах пара, чем-то напоминающих испарения искусственного льда.

Бывает же так! Досада охватывает меня. Не займись я фотографированием, давно был бы уже на другой стороне. Стоило только немного зазеваться, как тут же поплатился за это.

Ну да делать нечего. Опять надо начинать все с самого начала. Вновь отправляюсь на разведку. Трещина все расширяется: вот ширина ее уже достигла шести-семи метров. На поверхности появляются отдельные льдины. Может быть, перебраться по ним, как по камням переходят через ручей? Или соединить их между собой и сделать нечто вроде моста до другого берега? Но как именно это сделать, я себе не представлял. Первое, что пришло в голову, — это попытаться чем-нибудь передвигать льдины. Но чем? Даже длинный шест вряд ли помог бы здесь. Но и его у меня не было. Была подпорка от палатки длиной всего два метра, да к тому же она слишком тонкая и непрочная для этой цели. Отправляясь в путь, я прихватил с собой длинный шест из стекловолокна — вот он, пожалуй, подошел бы, но и тут я поступил непредусмотрительно — выбросил его где-то по дороге. Впрочем, не уверен, что, пользуясь таким способом перехода, я очень скоро не оказался бы в воде…

Решения не было. Между тем такая задержка в моем продвижении означала, что я вряд ли успею добраться до 87-й параллели к 14 апреля, когда намечено прибытие самолета с очередной партией снаряжения. Впадаю в уныние.

Трещина между тем как будто назло все увеличивается. Но не ждать же, пока она сама замерзнет! Для того чтобы новый лед смог выдержать вес нарт, надо ждать целые сутки, а если не будет сильного мороза, то и больше. Температура воздуха, до сих пор довольно низкая, начинает повышаться, и теперь, думаю, уже около минус 20 градусов. Так что куда там сутки! Это было бы еще хорошо.

Между тем мое отставание от намеченного плана вот-вот достигнет 50 километров. Итак, ждать, пока замерзнет трещина, я не могу. Отправляюсь в путь, изменив курс немного к востоку и решая до поры до времени двигаться вдоль трещины. Это не совсем нужное направление, но все-таки я иду на север.

Через полчаса пути на поверхности воды появилось скопление довольно крупных — площадью не менее чем полтора квадратных метра — и мощных по толщине льдин. Это был участок трещины, где ее ширина достигала пяти метров. Расстояния между льдинами были небольшие, и, скалывая лед с ближнего края трещины, я заполняю им эти пространства. Понадобился какой-нибудь час такой работы, чтобы я смог благополучно переправить упряжку с нартами на другую сторону.

Вновь забрезжила надежда успеть дойти до 87-й параллели к 14 апреля. Но радость моя была преждевременной. Не пройдя и километра, вновь натыкаюсь на трещину на этот раз шириной около 10 метров.

Новый удар. На этот раз я встретил его во всеоружии и, не колеблясь, свернул к востоку. Злость поднималась у меня в груди, когда я изредка бросал взгляды в сторону трещины.

Тут я попал в зону торосов и, петляя среди них, стал то приближаться к ней, то вновь отходить в сторону. Взобравшись на ближайшую ледяную пятиметровую глыбу, я решил посмотреть, что ждет меня впереди. На противоположной стороне трещины простиралось ровное ледяное поле. А сама трещина начала быстро покрываться льдом, пар больше не поднимался из ее недр. Видно было, как с обоих краев на середину постепенно наступает лед, от этого середина топорщится и вздыбливается. Природа Арктики, лишенная всего живого, между тем не мертва. Она то вздыхает украдкой, то вдруг начинает бурную деятельность. Эта деятельность грандиозна. Гляжу на проплывающие мимо льдины, и меня охватывает необъяснимое волнение.

Похоже, что за оставшиеся полдня трещина замерзнет и закроется совсем; казалось, что она сама, прилагая все усилия, стремится к этому. Но мне жаль и этих полдня, и я иду дальше вдоль трещины. Вдруг снова попадается такое же место, как и раньше, — скопление на воде ледяных блоков. Ширина трещины здесь восемь метров, что почти в два раза больше, чем тогда. Но я хочу еще раз попробовать построить понтон изо льда. Крошу лед у края и заполняю им пространства между льдинами. Попадая в воду, куски льда быстро группируются, смерзаются друг с другом и с плавающими льдинами. Через два часа «понтон» готов. Делаю пошире въезд на него с моего края и вот уже скалываю лед с противоположной стены трещины. Ширина моста — один метр, как раз столько, сколько нужно, чтобы могли пройти нарты.

Осматриваю свое сооружение и решаю подровнять его сверху. И все же на поверхности остается множество неровностей: лед есть лед. Нарты могут соскользнуть вниз, если дать собакам тянуть их самим, без моего руководства. Но если встать впереди и направлять собак, тогда нельзя будет придерживать нарты сзади. Как жаль, что я не могу раздвоиться! В конце концов я все-таки решаю встать сзади, чтобы придерживать нарты за рукоятку.

Еще было важно перескочить через трещину единым духом, не останавливаясь. Если нарты хоть немного задержатся при переправе, то собаки могут отказаться идти дальше. Всякое насилие над ними перед лицом опасности может лишь усугубить положение: толку от них не добьешься, а лишь вызовешь беспокойство. Нарты под весом собственной тяжести могут соскользнуть с покатости моего импровизированного моста и поехать вниз. Тогда все пропало: они окажутся в воде. Я вдруг представил себе все это настолько живо, что дрожь прошла по всему телу.

Я убрал лом, которым крошил лед, поднял собак, расставил их, придал нужное направление нартам и взялся за рукоятку. Глубоко вздохнув несколько раз, решительно ударяю хлыстом по поводкам: — Яя! Пошли!

Перед самым въездом на понтон я понял, что собаки занервничали. Руководимые инстинктом самосохранения, животные всегда осторожнее человека и остро чувствуют опасность. Однако под мои резкие крики они быстро побежали вперед, словно спасаясь от невидимого врага. В едином порыве они перетащили нарты через наведенную мною переправу. Но в самом конце, когда все практически было позади и полозья уже наехали на противоположную твердь трещины, задняя часть нарт вдруг неожиданно соскользнула с понтона и они, накренившись, нависли над водой. Собаки остановились, отчаянно сопротивляясь обратному движению нарт. Лапы их напряглись. Не помню, как я оказался на противоположной стороне. До сих пор у меня в ушах мой истошный крик: — Яя! Давай!