Наоми Уэмура - Один на один с Севером

Пожалуй, я и сам растерялся больше, чем всегда. Во мне появилось нечто похожее на боязнь льда. Сначала по неопытности я отнесся к торошению — явлению, свидетелем которого я стал сегодня, — несколько легкомысленно. Я видел в этом привлекательное зрелище и никакой опасности не почувствовал. Взялся было даже снимать все это на кинопленку (специально для этой цели я захватил с собой два киноаппарата) и совсем не подумал о том, что лед подо мною тоже движется. Когда же очнулся, то растерялся настолько, что полностью потерял над собой контроль. Очевидно, сегодняшнее торошение было вызвано теми северными и северо-северо-восточными ветрами, которые дуют вот уже третьи сутки подряд. Вне всякого сомнения, причина заключается именно в этом.

18 апреля

Переменная облачность. Температура воздуха — минус 20 градусов. Ветер северный, затем западный.

На рассвете еще в полудреме я уловил неприятные звуки трескающегося льда. Некоторое время я никак не мог поднять веки… Наконец встал и вылез из палатки. И совсем рядом с ней обнаружил трещину шириной около 30 сантиметров. Живо складываю палатку и в десятом часу спешно отправляюсь в путь. Но в дебрях окружающих меня торосов никак не могу понять, куда же мне двигаться. Осмотрелся — ничего похожего на проход нигде не было. Начинаю орудовать ломом. Торосы, очевидно возникшие этой ночью, еще не успели смерзнуться, и мне довольно просто удается проложить дорогу, преодолев на расстоянии в 200 метров три внушительных гряды.

Вскоре я добрался до края льдины, и передо мною открылась широкая гладь воды, за которой на север до самого горизонта простиралась ровная поверхность льда. Но перебраться туда было нельзя.

Дрейф льда едва заметен, но звуки сталкивающихся льдин весьма впечатляющи. Я их не только слышу, но и чувствую: они вылетают у меня прямо из-под ног. Треск ломающегося льда напоминает звук лопающегося стекла.

Мимо плывет большая льдина — целый ледяной остров размером более 300 метров в поперечнике. Вот бы попасть на него, а оттуда-на противоположную сторону, на ровный лед! Я подошел к краю, чтобы получше его рассмотреть. Льдина проплывает очень близко от меня. С одной лишь мыслью — перебраться на нее — я бегу к собакам и хватаюсь за хлыст. Собаки резво взяли разбег, и мы стремительно подъехали к краю, где нас как будто ждала медленно проплывающая льдина. Она совсем близко подошла к нам, и мы без труда перебрались на нее.

Быстро помчались мы напрямик к противоположному ее краю. Но, оказавшись на этом ледяном острове, я понял, что скорость его перемещения не так уж мала. Льдина подошла близко к противоположному берегу, «с разбегу» ударилась об него и быстро отошла на довольно значительное расстояние. Я решил не суетиться и выяснить обстановку не спеша. Поставил палатку, но, как только я сделал это, метрах в двадцати от меня появилась трещина, а еще через несколько минут раздался новый треск, и в том месте, где я высадился, тоже разошлась большая трещина. Но деваться было некуда. С двух сторон путь был отрезан! Я оказался в плену у плывущего ледяного острова, который среди таких же льдин несся неизвестно куда.

Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, насколько это было опасно. Как раз в это время одна из близко проплывавших ледяных глыб высотой семь-восемь метров над поверхностью воды столкнулась с чем-то и, потеряв равновесие, с ужасным грохотом упала в воду, а спустя секунду вновь из нее вынырнула. Через минуту другая глыба столкнулась с моей льдиной. При ударе от нее откололись здоровые куски в четыре-пять метров, и между ними черно блеснула вода. Зрелище было страшным и нереальным. И тем ужаснее оно мне казалось, что, сам почти участвуя во всем этом процессе, я ощущал себя как бы сторонним наблюдателем, словно видел все это в кино.

Я растерялся. Что делать? Что же делать? Мой остров, только что такой большой, сокращался у меня на глазах, как шагреневая кожа! Трещины покрыли его вдоль и поперек. В панике вытащил передатчик, с отчаянием решив, что мне ничего не остается делать, как сообщить на базу о том, в какое я попал положение, и попросить о помощи.

Я настраивал передатчик, когда под палаткой молнией пробежала трещина. Только сейчас, увидев ее, я словно пришел в себя и начал соображать. Отчетливо осознал, что передатчик в такой ситуации не поможет. К тому времени, как прилетит вызванный сюда сигналом бедствия самолет, со мной будет уже все кончено. В такой ситуации надо рассчитывать только на собственные силы. Другой возможности остаться в живых у меня нет. «Спокойно! Только спокойно!» — уговаривал я себя.

Быстро свернул палатку и что-то замешкался у нарт. Вдруг случайно поднял глаза и застыл от удивления и радости: между моим островом и местом, откуда я недавно сюда переправился, заклинило ледяной блок, образовавший своеобразный перешеек, по которому можно было бы возвратиться назад. Я сразу погнал туда собак, но те, чуя опасность, перед самым входом на него уперлись лапами, решительно показывая свое нежелание повиноваться мне. Нельзя терять ни минуты. Я бью по поводкам ломом, который был у меня в руке, и кричу что есть мочи: «Яя! Давай!»

Здесь решался вопрос о жизни и смерти. Куро наконец подчинилась и ступила на этот кусок льда, ненадежно застрявший между льдинами. Это увлекло и остальных собак, и вскоре мы оказались по ту сторону спасительной переправы, оставив опасное место позади.

Некоторое время я не мог шевельнуться и, кажется, не дышал. Меня колотило от страха. Плыть бы мне под обломками ледяного острова, сделай я хоть один неверный шаг!

Итак, я возвратился со льдины на свое прежнее место — старый лед — и разбил палатку. Было половина пятого. Я понимал, что старый лед не дает сам по себе гарантии полной безопасности. Но обнадеживало то, что кругом расстилалась равнина. Это почти исключает опасность быть отрезанным и отнесенным течением. Оставив собак привязанными к нартам, чтобы они были готовы к отправлению, я воткнул лом в снег и, не раздеваясь, прилег.

Перебирая в памяти события последних дней, прихожу к выводу, что я часто пренебрегал опасностью. К тому же стал забывчив и рассеян и потерял несколько нужных вещей, в том числе привезенный недавно шест. В прошлом я не замечал этого за собой. И всю эту историю с переходом на остров, как, впрочем, и ту, когда я ехал по ломающемуся льду, можно объяснить только моим легкомыслием и несерьезным отношением к опасности. Я стал излишне суетлив и знаю почему: несколько дней назад из очередного сеанса радиосвязи я узнал, что экспедиция японских университетов достигла примерно той же широты, что и я. Меня это обеспокоило, я стал нервничать, спешить, а в результате и появилась эта цепь ошибок. Я перестал заботиться об обеспечении полной безопасности своих действий, которым должна предшествовать абсолютная уверенность в правильности избранного пути. А ведь в Арктике любая ошибка может стать роковой. Сейчас не экспедиция японских университетов должна занимать мои мысли. Мне необходим мо хладнокровие, без которого немыслимы спокойные и последовательные поступки, ведущие к достижению цели.