Фритьоф Нансен - «Фрам» в полярном море

Ничего, кроме льда!

Рисунок

Я только что отметил на карте наше местонахождение, предположив, что за четыре дневных перехода со времени последнего наблюдения мы прошли 15 миль, – кажется, я отнюдь не преувеличиваю. Согласно этому, мы находимся, наверное, не далее 30 миль (220 км) от земли, если только Земля Петермана лежит там, где ее поместил Пайер. Вчера следовало бы сделать наблюдения, но было туманно.

В торосах

К концу вчерашнего дня встретили на пути множество полыней и торосов. В одном, как видно совсем недавно образовавшемся, торосе нагромождены глыбы пресноводного льда с густо вкрапленной глиной и гравием. Глыбы эти казались темно-коричневыми, и их можно было принять издали за камни. Да я так и подумал, что это камни. Трудно представить, чтобы это был какой-нибудь иной лед, кроме речного, принесенного, скорее всего, из Сибири. Подобные громадные глыбы пресноводного льда встречались и дальше к северу, и даже под 86° я находил на льду глину».

«Воскресенье, 28 апреля. Вчера прошли немало; думаю, не меньше 4 миль. Выступили в поход еще позавчера примерно в половине пятого пополудни и шли до 9 ч вчерашнего утра. Теперь, наверное, уже недалеко до земли, близится время, когда каждую минуту можно вдруг ожидать увидеть что-либо необычное на горизонте. Ах, как я стосковался по твердой земле, как хочется почувствовать под ногою что-нибудь другое, кроме этого бесконечного льда и снега. Я уже не говорю о том, как глазам недостает чего-либо темного, на чем они могли бы отдохнуть. Вчера мы снова видели песцовый след, он шел примерно в том же направлении, что и первые два. К концу дня надорвался Желтыш. Силы его, по-видимому, окончательно истощились, он не в состоянии идти дальше, это, пожалуй, полное изнеможение. Сегодня пес не смог больше держаться на ногах, он зашатался и упал навзничь. Мы положили его поверх груза на нарты, и он так и остался лежать, не шевелясь. Решено его в тот же день убить. Несчастный пес! Он верой и правдой служил нам, налегая на постромки, пока хватало сил. И в благодарность за всю его службу, вымотав из него все силы, мы отдаем его на съедение. Он настоящее дитя Арктики, родился на «Фраме» 13 декабря 1893 г., и не суждено ему было увидеть ничего, кроме льда и снега. Добрый, верный пес».

«Понедельник, 29 апреля. – 20 °C. Вчера мы прошли небольшое расстояние, и нас остановила открытая вода – широкое разводье или полынья, почти поперек нашего курса. Мы продвинулись вдоль разводья довольно далеко к западу. Неожиданно в самом узком месте началось сильное сжатие льда. В какие-нибудь несколько минут лед вздыбился, и мы очутились на торосе, трещавшем и грохотавшем у нас под ногами. Нужно было поторапливаться, если мы не хотели, чтобы нас защемили с громом катившиеся ледяные глыбы. Изо всех сил мы стали погонять собак, спеша переправить поскорее нарты. Во время переправы последних нарт была такая минута, когда глыбы льда едва не погребли под собой лыжи, которые на мгновение снял Йохансен. Когда мы наконец очутились на другой стороне полыньи, день уже подходил к концу, и так как подобная работа, несомненно, заслуживала награды, то мы ее и получили – в виде кусочка мясного шоколада.

Как ни неприятно посреди прекрасного ровного льда, когда горишь одним желанием двигаться вперед, вдруг встретить на своем пути такую преграду, все же удивительное зрелище широкой полосы открытой воды и этой игры солнечных лучей в поднимаемой ветром легкой ряби, вызывало в сердце какое-то особое, непередаваемое чувство.

Так давно не видали мы открытой воды и серебристых волн… И мысли уносятся к лету и дому. Тщетно я всматривался, не покажется ли в воде голова тюленя или медведь на краю полыньи…

Собаки слабеют, их трудно заставить двигаться. Детеныша сегодня вечером закололи – он совсем выбился из сил. Многие другие тоже слабы. Даже Баро, моя лучшая собака, начинает сдавать, не говоря уже о Квик. Следует, пожалуй, немножко увеличить им паек.

Ветер, дувший утром почти с ЮЮВ, потом стал более западным; я ждал настоящей чертовой игры [253]; удивительно только, что температура все еще низкая. Давно уж я заметил плотную облачную полосу на горизонте на юге и юго-западе и думаю, не земля ли это. Вот она начала подниматься выше и стала подозрительно приближаться к нам. После обеда, выползши из мешка, обнаружили, что небо сплошь покрыто тучами, а отправившись в путь, почувствовали и «чертову игру».

Вчера я опять видел запорошенный снегом след песца. Это четвертый по счету шел он все в том же направлении. Я начинаю всерьез думать, что мы недалеко от твердой земли. Что-то уж чересчур много здесь этих следов. Каждую минуту жду, что вот-вот на горизонте покажется земля. Впрочем, быть может, придется подождать. Пройдет еще день-другой или еще несколько!» [254]

«Вторник, 30 апреля. – 21,4 °C. Вчера, несмотря ни на что, все-таки был скверный день. Начался он прекрасно: нежным сверкающим сиянием солнца, теплом (-20 °C). Перед нами, купаясь в солнечных лучах, искрясь и маня, расстилались великолепные ледяные поля; все, казалось, предвещало, что сегодня мы хорошо пройдем вперед. Но, увы, кто мог предугадать коварные темные трещины, прорезавшие ледяную равнину поперек нашего пути и отравившие нам существование?!

Ветер выровнял и сгладил поверхность льда, приготовил отличный санный путь, и мы бодро тронулись в 6 ч пополудни. Но недалеко уехали: путь пересекла полынья. Она легла как раз поперек нашего курса. Пройдя порядочное расстояние, мы все же переправились через нее [255]. Немного погодя встретили новую полынью, тянувшуюся примерно в том же направлении. После довольно продолжительного обхода удалось перебраться благополучно и через нее, только менее удачно, так как при переправе три собаки провалились в воду. Через третью полынью мы также перебрались, но четвертая нас измучила. Она была очень широка, и мы долго шли вдоль нее на запад, но так и не найдя подходящего места для переправы. Тогда я один прошел еще с полмили в том же направлении, но тоже нигде не нашел перехода. Вернулся назад к Йохансену.

Эта долгая беготня вдоль полыней, пересекающих путь под прямым углом, – бесцельная трата сил и времени. Лучше сразу раскинуть палатку, сварить превкусный суп-жюльен с заправкой из пеммикана и соснуть, возложив надежды на будущее: либо края полыньи сдвинутся, либо она замерзнет – теперь ведь еще достаточно холодно. Погода тихая, и можно надеяться, что новые трещины не появятся [256]. Хорошо, если бы такая погода продержалась еще несколько дней, пока мы не достигнем твердой земли. Как только мы ступим на нее, пусть себе полыньи вскрываются сколько им угодно.