Фритьоф Нансен - «Фрам» в полярном море

В этот день мы не пытались больше охотиться на моржей с каяков. Но вдруг заметили моржа, который выбрался на прибрежный лед неподалеку от нас. Может быть, удастся вознаградить себя за того, которого только что упустили?.. Вскоре по соседству с первым появился второй. Мы дали им спокойно улечься, занявшись тем временем определением полуденной высоты солнца, а потом двинулись по льду. Укладываясь, звери долго ревели, хрюкали и вообще производили невообразимый шум; затем, нашумевшись, мирно задремали, ничего не подозревая. Мы стали осторожно подкрадываться к ним; я впереди, Йохансен за мной по пятам. Сначала я подошел к голове ближайшего моржа, лежавшего к нам спиной. Он сильно втянул в себя голову, и трудно было попасть ему в наиболее уязвимое место. Обойдя зверя сзади, я подошел к голове другого. Оба по-прежнему лежали неподвижно, крепко уснув на солнце.

Положение второго моржа было выгоднее для прицела, и, убедившись, что Йохансен приготовился стрелять первому моржу в голову, я выпалил в затылок второму Животное слегка повернулось и вытянулось мертвое. Звук выстрела заставил первого моржа подскочить, но в тот же миг его поразила пуля Йохансена. Зверь, полуошеломленный, повернулся к нам своим могучим туловищем. В мгновение ока я тоже послал в него пулю, но, подобно Йохансену, угодил не за ухо, а повыше в самую переднюю часть головы: кровь хлынула у него из ноздрей и изо рта, он засопел и захаркал так, что воздух задрожал. Опершись на свои могучие клыки, морж тихо лежал на льду и кашлял кровью, как чахоточный человек, не обращая на нас никакого внимания. Его огромная бесформенная и безобразная туша вызывала в памяти представления о мифических домовых, великанах, леших и другой чертовщине, но его круглые глаза выражали такую кроткую мольбу и беспомощность, что можно было забыть и его чудовищную оболочку и весь свой охотничий пыл, оставалось одно только чувство глубокой жалости и сострадания. У меня было такое ощущение, что мы совершаем убийство. Я поспешил прекратить страдания зверя, выстрелив ему за ухо. Но его молящие глаза преследуют меня до сих пор: в них как будто застыла беспомощная мольба всего моржового рода о пощаде. Но он осужден на гибель; его преследует человек [332].

Нельзя, впрочем, отрицать, что мы были чрезвычайно рады тому, что за один раз удалось добыть столько мяса и сала: эти два моржа с лихвой вознаградили нас за все патроны, израсходованные на потонувшего моржа. Но добыча еще не была на берегу; предстояло положить немало труда, чтобы содрать с них шкуры, разрубить туши на части и перетащить их в наш дом. Прежде всего отправились за нартами и ножами. Но так как было вполне возможно, что лед разведет и он придет в движение, я решил на всякий случай взять с собой и каяки, тем более что с фьорда поднялся ветер. Предосторожность оказалась нелишней! Не возьми мы с собой каяков, неизвестно еще, что сталось бы с нами.

Пока мы свежевали моржей, ветер быстро крепчал и скоро превратился в шторм. Между нами и берегом извивалась узкая трещина или полынья, возле которой и лежали убитые моржи. Я очень опасался, что лед в этом месте вскроется и нас понесет в море. Поэтому во время работы все время следил за трещиной – не расширяется ли она. Но нет, она не менялась, и мы продолжали сдирать шкуры, спеша как можно скорее покончить с этим делом. Шкура с первого моржа была уже наполовину содрана, когда, взглянув случайно на лед по ту сторону трещины, я увидел, что там, довольно далеко от нас, ближе к берегу, лед откололся и всю эту часть ледяного поля давно уже несет по течению. Между нами и береговым припаем темнело море, и ветер, срывая гребни волн, развевал пену.

Нельзя было терять ни минуты. Было более чем сомнительно, чтобы мы могли проехать на веслах сколько-нибудь значительное расстояние против такого ветра и при таком волнении. Вот и приходилось спешить, пока еще лед отнесло от земли на такое расстояние, которое мы наверное могли бы преодолеть. Совсем отказаться от своей охотничьей добычи мы, конечно, были не в силах; наспех отрезав от туши сколько могли мяса, мы бросили его в каяки, накрыли четвертью шкуры, отрезанной вместе с салом, и стали пробираться по льду в сторону берега. Едва мы оставили нашу добычу, как на полуосвежеванную тушу спустилась туча чаек. Позавидуешь этим созданиям! Им нипочем и шторм, и волнение, и плавучие льды. Они кричали и шумели, радуясь предстоящему пиру. До тех пор, пока мы могли следить за тушами моржей, уносимыми вместе со льдом все дальше в море, мы видели, что на них собирались все более и более густые стаи птиц, похожие на белые снежные облака.

Мы же тем временем спешили изо всех сил добраться до земли по льду. На нем во всех направлениях образовывались трещины и разводья. Через некоторые из них удалось переплыть на каяках, через другие перебирались по плавучим льдинам. Перепрыгивая таким образом через одну широкую полынью, я попал на слабый лед и мне пришлось мигом отпрянуть назад во избежание холодной ванны. Попробовали перебраться в других местах, но всюду лед проваливался под нами и под тяжестью нарт. Оставалось одно: спустить на воду каяки и идти на веслах вдоль взломанного льда, придерживаясь подветренной стороны. Отъехав немного, мы убедились, что на связанных каяках против такого ветра грести бесполезно. Надо было попытаться грести в одиночку и, стало быть, пожертвовать шкурой моржа вместе с салом: до этого она лежала поперек обоих каяков на корме, а на один каяк она не умещалась.

Пока мы занимались переоснасткой, каяки незаметно для нас оказались окруженными льдом. Пришлось с молниеносной быстротой вытаскивать их на лед, чтобы избежать опасности быть раздавленными. Тщетными оказались попытки потом в нескольких местах спустить каяки, льдины беспрерывно двигались и кружили, словно в водовороте. То тут, то там появлялся какой-нибудь канал, но едва мы успевали спустить на воду каяки, как он с силой смыкался, и приходилось чуть не в мгновение ока вытаскивать каяки обратно. Несколько раз каяки были буквально на волосок от гибели. Между тем шторм все усиливался, нас обдавало волной, брызгами пены и уносило дальше и дальше в море. Положение было не из приятных.

Много времени прошло прежде чем мы наконец выбрались на чистую воду и, к великой радости своей, заметили, что можем двигаться в каяках даже против ветра, но, разумеется, с крайним напряжением сил. Грести было чрезвычайно тяжело, руки ныли от усталости, и все-таки мы, хотя и медленно, подвигались к земле. Каяки показали хорошие мореходные качества, и даже в своем пробитом пулей каяке я чувствовал себя неплохо, оставаясь почти сухим.

Ветер налетал мощными шквалами, казалось вот-вот он подхватит нас, швырнет и опрокинет навзничь. Однако, по мере того как мы подходили под защиту высокого берега, ветер стихал. Наконец, очутившись под самым берегом, можно было вздохнуть свободно. По спокойной воде мы прошли вдоль берега до самой стоянки, с неописуемым удовольствием вскарабкались на берег и с наслаждением улеглись в четырех стенах нашей жалкой берлоги, хотя и мокрые насквозь… Приготовив вкусное мясное блюдо, уничтожили его с волчьим аппетитом. Разумеется, с грустью вспоминались пропавшие моржи, унесенные штормом. Но во всяком случае радовало то, что мы не остались в их обществе.