Фредерик Кук - Мое обретение полюса

За пять дней мы поймали семь массивных животных, которые обеспечили нас сорокатысячефунтовым запасом мяса и топлива. Вид их трепещущей, упитанной плоти наполнил мое сердце радостью. Успех был весьма кстати, потому что вскоре нарвалы внезапно исчезли, и мы больше не видели их. Примерно в то же самое время тем же способом и в Эта добыли трех белух.

С приходом настоящей зимы штормы проносились над сушей и морем с такой яростью, что выходить в море на каяках стало далеко не безопасно. После того как с лодок удалось добыть нескольких моржей, морской промысел ограничили охотой на тюленей в полыньях. Так как подобной охотой вскоре можно будет заниматься только вблизи выдающихся в море мысов, где сохранится немного открытой воды, жители каждого поселения от Анноатока до мыса Йорк неустанно выслеживали этих животных, и час за часом, день за днем до той поры, пока охота в силу необходимости вообще не переместится с моря на сушу, эскимосы продолжали добывать тюленей. Однако мы все еще не запаслись мясом карибу, а крошечные гагарки, которых мы летом отлавливали сетями, так же как и гаги — постоянные блюда в нашем меню, вскоре исчезли. Теперь мы добывали то, что имелось под рукой: зайцев, куропаток и северных оленей. Мы все еще не привыкли лакомиться подозрительным на вид, напоминающим печень мясом морских млекопитающих.

Мы распределили ружья и патроны среди эскимосов, и когда не было сильного ветра, не позволявшего высунуть нос из иглу, все они охотились на окрестных холмах. Франке тоже разминался с ружьем в руках. Совместные усилия принесли нам целую связку куропаток, двух оленей и шестнадцать зайцев. Когда снег покрыл вершины холмов, добытчикам пришлось отступить к берегу моря, где еще можно было охотиться при слабом освещении надвигающейся ночи. С полной кладовой, с хорошими перспективами добыть еще больше вкусных припасов мы уже не опасались зимы. Франке был идеальным поваром и умело превращал наши нехитрые припасы в великолепные блюда.

К середине октября, когда песцовый мех обретает свои лучшие качества, мы роздали эскимосам стальные капканы, которые они расставили около наших складов с провиантом. К тому времени эскимосы уже переселились из своих палаток в уютные зимние иглу. Земля сплошь покрылась снегом, а море почти целиком замерзло.

Все готовились к полярной зиме. Температура была приблизительно 20° ниже нуля. [78]Свирепые штормы налетали теперь не так часто, а воздух, утратив в значительной степени влажность, стал более приятным. Вдоль берега образовался припай, по которому охотники разъезжали теперь на нартах, расставляя капканы и собирая пойманных песцов.

Наша жизнь превратилась в рутину, практически не прерывавшуюся в течение всей долгой ночи. Вокруг нашего домика, сложенного из ящиков, стояли иглу, в которых проживало около двенадцати эскимосских семейств. 250 членов племени распределились вдоль всего побережья по поселкам в среднем по четыре семьи в каждом.

Рано поутру Кулутингва обычно колотил в мою дверь, затем входил. Пока я лениво пробуждался, он «освежал» огонь. Часам к семи по нашему местному времени к нам заглядывали человек пять-шесть эскимосов. Напившись вдоволь кофе, мы все принимались за работу. Некоторых эскимосов я научил пользоваться плотницкими инструментами, и они помогали мне изготавливать нарты из дерева гикори. Другие учились сгибать упругое, податливое, но прочное дерево. (Кусок дерева обертывался старой одеждой и погружался в горячую воду.) Эскимосы делали также упряжь для собак, шили одежду, сушили мясо. Мы не теряли времени даром. В полдень мы прерывались, чтобы закусить мороженым мясом и выпить чашку горячего чаю. Затем снова брались за дело и работали уже без перерыва до пяти или шести часов.

Тем временем, также рано поутру, остальные мужчины племени выходили на охоту. Некоторые переезжали от поселения к поселению, собирая меха и мясо добытых животных. В каждом тускло освещенном иглу не менее усердно трудились женщины. Они помогали сушить шкуры, приготавливать мясо и шить одежду. В своих снежных и каменных жилищах им приходилось просиживать целыми днями перед грудой дурно пахнущих мехов, раскраивая шкуры и затем сшивая из них удобные одеяния. Я с интересом, а подчас и с глубоким волнением наблюдал за работами, переходя из одного иглу в другое. От прочности, доброкачественности этой одежды зависели жизнь моя и моих товарищей, которых я выберу в спутники. Однако эти широколицые, терпеливые женщины знали свое дело. Их умение весьма примечательно. Например, они сняли с меня мерку, окинув меня лишь взглядом и бегло осмотрев мою старую одежду. Они подгоняли новую одежду по фигуре, вставляя в нужные места кусочки меха.

Игла у эскимосов — настоящая драгоценность. Ею настолько дорожат, что если у иглы ломается, например, ушко, то сломанный конец, терпеливо, искусно нагревают, расплющивают и с помощью импровизированного устройства просверливают новое ушко. Сломанное острие с равным искусством оттачивают на камнях. С поразительным терпением они изготовляют нитки из высушенных жил оленя или нарвала.

Зрение у эскимосов развито чрезвычайно. Они способны рассмотреть в темноте предметы, совершенно неразличимые для глаза белого человека. Поистине совиное зрение позволяет им охотиться почти в полнейшей темноте и выполнять кропотливую, тонкую работу при столь слабом освещении, при котором любой чужеземец неминуемо бы все испортил. Мне показалось интересным, что всякий раз, когда я давал эскимосам какую-нибудь фотографию или незнакомый для них предмет, они рассматривали их, перевернув вверх ногами. Хорошо известно, что все предметы отражаются на сетчатке глаз и наше представление об их размерах и взаимосвязях с окружающим миром формируется, когда мы видим их под соответствующим углом зрения. Изучение странной манеры эскимосов рассматривать предметы может стать разделом в оптике.

Тем временем великий ледяной покров в море, словно относящийся с участием к нашим разнообразным починам, сомкнулся и сделался толще.

В последние дни солнце на короткое время все еще появлялось, прояснилась погода, и в полдень 24 октября все мы вышли из домов, чтобы в последний раз взглянуть на умирающий день. И хотя вокруг еще сверкали чарующие краски Севера, но когда солнце скрылось за южной кромкой льдов на долгие 118 суток, все повесили носы.

Перед наступлением темноты эскимосы, одержимые радостным возбуждением, с каким они инстинктивно стараются отвести неумолимо надвигающуюся беду, устроили традиционные спортивные состязания в честь заходящего светила. Весьма любопытно наблюдать за возбужденными, хохочущими эскимосами, которые сомкнулись тесным кружком вокруг двух псов-чемпионов, готовых сразиться между собой. Хотя эскимосам не известны азартные игры белых, они стравливают псов с не меньшей страстью, чем завсегдатаи петушиных боев. Иногда собаки дерутся «нечестно» — сбиваются в стаю и нападают на одного. Конечно, для боя отбирают лучших в упряжке. Пес, который сумел отстоять свое превосходство, становится королем — вожаком всех собак, а побежденный в решающем поединке — первым лейтенантом своего короля.