Юрий Иванов - Золотая корифена

Потом мы услышали отдаленный шум. Встревоженная мошкара с еще большим ожесточением набросилась на нас, а потом в наши лица дохнул прохладный, насыщенный на гниющих водорослях и крутой соли ветер. Это дышал ночной океан. Москиты панически отступили перед ветерком, грунт под ногами стал плотнее. Все громче гремели о прибрежные рифы волны, постукивали, хрустели битые ракушки и обкатанная галька. Шум накатных волн. Удивительнее музыки в эти минуты не было для нас на свете.

Еще небольшое напряжение сил, еще сотня-другая шагов — и мы повалились на песок. Несколько минут лежали неподвижно, потом приподнялся Валентин, тронул Петра за плечо:

— Петя, — трубку…

Скачков с кряхтеньем сел, развязал свой резиновый мешочек, чиркнул спичкой. Потом что-то снял с моего затылка.

— Присосалась. Какая-то пакость с присоской ишь раздулась. Куда ее, Коля?

Я постучал рукой по фляге. Я еще слышал, как Петр отвинчивал крышку. Потом все провалилось в сладкую, звенящую мглу…

Девочка в красной юбке. — Тут Гана или Того!.. — Рыбацкая деревня. — Маленькая операция. — У во-мера человеческий профиль. — Парень крутит над головой сеть — Барракуды. — Смуглые девушки танцуют в воде, — Ночной костер. — Красный алля-гатор… — Встреча с «Марлином». — Вечер у намыленной елки. — Возвращение

Что-то защекотало в носу. Муха, наверно. Не открывая глаз, я махнул ладонью. Муха пробежалась по щеке, носу и опять полезла в правую ноздрю. Я чихнул и открыл глаза. Солнце уже взошло, ярко голубело небо, обещая жаркий день, а листья кокосовых пальм сухо шелестели над головой.

Потянувшись, я повернул голову: рядом со мной сидела смуглая девочка и держала в руках травинку. От неожиданности я отшатнулся, девочка тоже отпрянула в сторону, села на песок и, немного испуганно улыбнувшись, быстро-быстро захлопала большими карими глазами. Было ей лет двенадцать. Худощавая, тонкорукая, гибкая, в красной вылинявшей юбке и тонкими, белыми браслетами на кистях. В курчавые черные волосы был воткнут отточенный карандаш. Значит, школьница. Если она разговаривает по-английски, то мы в Гане. Если не поймет, значит, в соседней стране — в Того. Там разговаривают по-французски,

— Как твое имя? — спросил я. — Джейн…

— Джен?

— Ноу, мистер… Джейн… — ответила девочка и обнажила в улыбке белые зубы. Немного кокетливым, мягким движением рук она поправила тугие завитульки на своих висках и пододвинулась ближе.

— А вы кто?

— Русские…

— Рашен?

— Иес… рыбаки мы, гм… — я не помнил, как по-английски будет «кораблекрушение», и коряво пояснил: — Мы вышли из воды…

Брови Джейн удивленно поднялись вверх и несколько мгновений изображали собой две крутых дуги. Потом опустились, и девочка кивнула головой. Может быть, она догадалась, что с нами произошло, может, просто из вежливости сделала вид, что все поняла.

— А ты кто? — спросил я, растирая ладонями лицо.

— У меня отец рыбак. Он здесь, в деревне. А я учусь в Аккре.

— Это далеко? До Аккры?

— Сначала по дороге через джунгли. До шоссе, А потом надо ехать на автобусе. К вечеру будет Аккра. У нас каникулы, и я приехала к отцу.

— Ты проведешь нас в деревню?

— Иес…

Я встал, потянулся. Все мышцы болели. На ногах царапины. На груди тоже. Ребята еще спали. Вид их был ужасен. Перепачканные илом, исцарапанные, заросшие щетиной, с распухшими, в красноватых волдырях лицами, нечесаными волосами. М-да… потерпевшие кораблекрушение.

Валентин и Петр, крайне изумленные появлением девочки, сразу вскочили на ноги, а Корина было не добудиться. Он отмахивался своими кулачищами и прятал лицо под разодранную, пахнущую тиной рубашку. Потом встал и, вскрикнув, упал на песок: левая пятка распухла упругой подушкой.

— Ночью на что-то наступил. Остро так кольнуло, а сейчас… ой, черт… да не мни ты пятку! Петька, Тресну…

— Ее размассировать надо, — советовал Петр, рассматривая ногу Корина, — размассировать, и все пройдет.

— Ну-ка. — Я сел на корточки, осмотрел ногу: в центре пятки под кожей чернело. — На ежа, наверно, наступил, Стась… вырезать бы…

— Пошли вы все… «вырезать», «размассировать». Доскачу потихоньку до деревни… Петя, дай вон ту палку…

Чуть ступая на пальцы, он неуверенно встал и, морщась от боли, побрел за нами по песку. Девочка сначала семенила впереди нас, а потом что-то крикнула и побежала. Вскоре се юбка мелькнула в последний раз, и девочка скрылась за небольшим мысиком. Я подставил Корину плечо, и он, опираясь на свой костыль, запрыгал, прикусывая от боли губу… Вот и мысик, сейчас мы завернем за него и увидим деревню. Сейчас… еще десяток шагов, еще немного… терпи, Стась, терпи. Послышался шум, голоса… Из-за мыса выскочила толпа — человек десять мужчин и женщин. Среди них ярко сверкала красная юбка. Смуглые высокие парни в белых холщовых штанах и девушки в одних юбках подскочили к Корину, схватили его, подняли на руки и побежали. Несколько мгновений мы, онемев от изумления, смотрели вслед бегущей толпе, потом бросились за ними. Вот и мыс. Глазам нашим открылся пологий песчаный берег, вогнутой дугой вдающийся в сушу, ряды кокосовых пальм, несколько лодок и хижины с остроконечными крышами.

От толпы, несущей Корина, отделилась девочка в красной юбке.

— Деревня! — крикнула она и побежала рядом.

Нет, мы не могли так бежать, как бежала толпа. Задыхаясь, замедлили бег, потом пошли шагом. Девочка шла рядом. Она участливо глядела в наши побледневшие лица, отобрала у меня флягу.

Потом мы услышали отчаянный вопль, явно принадлежащий могучим легким Корина, и вновь рванулись по взрытому десятком пар ног песку.

— Эй, на помощь! — взвивался к голубому небу голос Корина, — На помощь!

На сердце у нас стало тревожно: что они там с ним делают?

Когда мы подошли, толпа расступилась, и мы увидели странную картину: вспотевшие от напряжения смуглые мужчины держали рвущегося из рук Корина, а совершенно высохший от старости седой старик что-то делал с его пяткой, прижавшись к ней ртом. Увидев нас, Стась немного успокоился и, как бы извиняясь, сказал:

— Боль адская, словно штопор в пятку ввинтили…

Старик оторвался от ноги и сплюнул в песок розовую жидкость. Я наклонился: ранка была рассосана, и в самом центре торчал черный кончик. Ну точно, иглы морского ежа. Слизь, которой они покрыты, очень опасна для человеческой крови, и поэтому пятку так разнесло. Кивнув мне головой, старик длинными коричневыми ногтями ухватился за кончик иглы и дернул. Стась еще раз вскрикнул и замолк. Операция окончилась.

Через полчаса, умывшись холодной пресной водой из ручья, сбегающего в океан невдалеке от деревни, мы сидели на низеньких скамеечках около жилища старосты, того самого седого, высушенного годами и солнцем старика, и за обе щеки уплетали из эмалированных мисок густую, наваристую уху. Потом нас кормили жаренными в масле бананами. Подавала нам еду девочка в красной юбке, внучка старосты. А жители деревни, их было совсем немного — человек сорок, сидели на земле полукругом и внимательно смотрели, как мы поглощаем пищу. Вскоре все выяснилось: да, мы в Гане. До Аккры километров сто двадцать, а до порта Тема — девяносто. Здесь, в деревушке, живут рыбаки. Большинство мужчин и женщин сейчас а Теме, На заработках. Там идет большая стройка. А с рыбной ловлей плохо: не сезон. Ловят мелкую рыбешку лишь сетками «накидками». Когда же рыба «пойдет», то мужчины вернутся из Темы и вся деревня будет ловить рыбу большими морскими неводами. Добываемую здесь маленькую плоскую рыбку солят и вялят. Раз в неделю за рыбой приезжает мистер Кран. Он покупает вяленую рыбу, а потом перепродает ее в Аккре. Когда он будет? Завтра. Вот с ним и можно уехать в Аккру. Или Тему.