Генрих Харрер - Белый Паук

«Ты плохо себя чувствуешь?» спросил я.

«Сам не знаю», отвечал он. Я встал так, чтобы он не смог упасть, и убеждал его немедленно собраться с силами. И вот когда пригодилась небольшая баночка сердечных капель из аптечки.

Преданная своей профессии Доктор Беларт из Гриндельвальда заставила меня взять их с собой на случай крайней необходимости, добавляя: «Если бы у Тони Курца эти капли были с собой, то он, возможно, пережил бы то суровое испытание». И мы должны были воспользоваться ими только в случае крайней необходимости. На бутылке было написано… «десять капель». Я просто влил половину содержимого в рот Вигерля, и сам выпил все, что осталось, поскольку хотел пить.

Мы закусили несколькими таблетками глюкозы, и вскоре пришли в норму. Было время лавины, но я не видел никаких признаков ее приближения. «Слушай, я попытаюсь пройти еще раз», сказал я ему. «Хорошо», ответил он, «но, пожалуйста» — и его голос был все еще слабым — «больше не используй меня в качестве матраца».

Я двинулся вверх, и справился со сложной стенкой, на сей раз абсолютно благополучно, пройдя участок без промежуточных крючьев, чтобы проскочить как можно быстрее этот, действительно сложный и опасный, отрезок маршрута. Я поднялся где-то на 30 метров — почти полная длина веревки, не находя места для остановки; но, по крайней мере, мне удалось забить один маленький крюк в конце.

И только когда Хекмайер дошел туда, в тот момент, когда он закрепился на изящном маленьком крюке, вниз сошла лавина, которая потрясла нас своим видом внизу, как я уже описал.

Ей не удалось унести с собой Хекмайера и Фёрга, и никого из нас, но прошло еще много времени, прежде, чем я был рядом с Фёргом и мне удалось принять Фрица. Фёрг, с помощью веревки, поспешил присоединиться к Хекмайеру.

Я внатяг выбрал Фрица. Фактически, все мы подтягивали друг друга, поскольку время ускользало, а участок, который надо было пролезть, был опасным, отвесным и трудным; и мы еще не знали, как все сложиться. Я еще не разу не был на восхождении, в котором были бы такие гонки и соревнование со временем, как на этом Айгере.

Эта завершающая стена, в кольчуге изо льда и снега — бросала вызов лидеру, который прокладывал путь сантиметр за сантиметром. Мы продвигались вперед. Снег шел без остановки. Видимость была едва ли больше длины веревки.

Вдруг, сквозь тучу и кружащиеся хлопья, мы услышали крики, доносящиеся к нам, хотя мы не могли сказать точно, откуда они звучали. Крики могли исходить от вершины, или с Западного склона. Так или иначе, они приближались. Мы договорились, сразу же, не отвечать. Кто бы ни звал нас, они были слишком далеко, чтобы разобрать точно, что мы кричим в ответ. Наш крик мог бы начать спасательную операцию, которая, придя в движение, не могла бы быть остановлена без последствий. Это мог бы быть длинный спуск для кого-то с вершины в долину, выход спасателей, начало восхождения… один наш крик мог начать весь этот процесс, если бы они неправильно поняли нас … даже если бы мы просто прокричали приветствие…

Итак, мы поднимались с Андерлем во главе. Минуты превращались в часы. Мы шли вверх, метр за метром, веревку за веревкой. И вот мы слова услышали крики, на сей раз более отчетливые и близкие. Мы смогли различить, что это были не те голоса, что прежде. И снова мы не ответили. Мы узнали позже, что первыми голосами были крики Фрайзля и Бранковски, сильно переживающих за нашу судьбу и кричащих вниз со Стены. Во второй раз это был Ханс Шлюнеггер, самый известный гид Оберланда, кричащий сверху вниз, чтобы спросить, не нужна ли нам помощь. Правда, он и два парня из Вены, были одинаково убеждены, что в настоящее время скверная погода на заваленной снегом Стене лишала всякой возможности предоставить нам какую — либо помощь; но он и наши друзья были одинаково готовы помочь нам, или спасти нас, как только погода улучшиться.

Перед выходом на ледовый купол

В этом отношении я должен подчеркнуть снова самоотверженную готовность местных гидов. Эти две команды добрались до вершины самостоятельно, относительно легким классическим маршрутом по Северо-западной стене, но немедленно возвратились, не получив никакого ответа от нас. Очевидно, что после безнадежных новостей, принесенных теми, кто поднялся на вершину, чтобы искать нас, шансы на то, что мы еще живы, резко упали.

Несмотря ни на что, мы были все еще живы, и продолжали лезть вверх. Крутизна кулуара уменьшилась. Лавины теперь не могли навредить; они были здесь еще маломощными. И затем мы вышли из кулуара на ледовый склон.

Это было Предвершинное ледовое поле. Если бы мы только что не оставили позади Стену Айгера, можно было бы сказать, что это поле крутое; сейчас нам оно казался горизонтальным. Заключительный кулуар был позади нас; мы выбрались из лап «Паука». Был полдень, когда Хекмайер вышел на пологий ледовый склон.

Час спустя, последний из нас, благополучно добрался туда же. Только ледовый склон отделял нас теперь от гребня, ведущего к вершине. Мы не пошли траверсом влево на гребень, а поднялись по диагонали направо, придерживаясь направления на вершину.

Оставался только ледяной склон вершины.

Только…

Даже этот последний довод Айгера, не шутка. Мокрый снег не плотно держался на фирне и льду под ним; он периодически соскальзывал вниз. Вот причина лавин Айгера. Мы не решались ускорить наш штурм. Крепко сидящая в нашем сознании мысль, что Стена еще нас не отпустила, не позволила нам расслабиться и беззаботно прогуливаться.

Андерль был все еще во главе, он шел так же расчетливо и аккуратно, как всегда. Он знал, что смена лидера будет сопровождаться манипуляциями с веревкой и потерей времени; но у первого был и положительный фактор — он мог отдышаться, ожидая, пока мы поднимемся следом по веревке, в то время как мы задыхались. Одновременно, это свидетельствовало о его работоспособности.

В этом месте я особенно ощущал отсутствие кошек. Несмотря на то, что Хекмайер вырубал, где необходимо, огромные ступени для меня, несмотря на то, что Фёрг внимательно выбирал веревку, которая шла ко мне, я не мог позволить себе ни малейшей ошибки. Я не осмеливался поскользнуться; но для этого требовалась большая отдача силы, чтобы удержаться лишь с шипами на моих подошвах.

Непогода. Фото hwackerhage

Снег шел сильнее, чем когда-либо. И при этом хлопья уже больше не падали вертикально, а летели почти горизонтально, гонимые ветром. Ледовый склон казался бесконечным. Пролетели еще два часа. Тогда произошло кое-что, в некотором роде забавное, если бы это не означало момент смертельной опасности.