Жюль Верн - Великолепная Ориноко

Преодолев за весь день весьма скромное расстояние, около пяти часов вечера пироги вошли в устье Меты и встали на якорь в небольшом затоне.

Ближе к ночи дождь кончился, небо стало не таким хмурым. Все замерло в безмятежном покое. Пробившиеся сквозь разрывы облаков последние отблески заходящего солнца осветили воды Меты, которые, казалось, вливались в Ориноко лучезарным потоком.

Пироги встали рядом борт к борту — «Гальинета» посередине, — образовав таким образом нечто вроде дома из трех комнат, двери которого к тому же были открыты.

Проведя из-за непогоды столько времени под навесом, путешественники были рады поужинать на свежем воздухе за общим столом и поболтать, как добрые друзья. Даже нелюдимый сержант Марсьяль воздержался от обычной воркотни, очевидно поняв ее неуместность.

Четыре француза и три венесуэльца дружески беседовали, когда Жаку Эллоку пришло в голову перевести разговор в географическое русло, что было чревато опасным взрывом эмоций. Возможно, он сделал это не без умысла.

— Господин Мигель, — сказал он, — мы находимся сейчас в устье Меты...

— Да, господин Эллок.

— Это ведь один из притоков Орино

— Да, и один из самых значительных, так как он вливает в Ориноко четыре тысячи пятьсот кубических метров воды в секунду.

— А истоки он берет в Колумбийских Андах?

— Совершенно верно, — ответил господин Фелипе, не понимая, к чему клонит Жак Эллок.

— А в Мету также вливается много рек?

— Очень много, — ответил господин Мигель. — Самые значительные из них — Упия и Умадеа [90], на слиянии которых Мета получает свое имя. Следует также упомянуть Касанаре [91], чьим именем названа огромная территория льяносов.

— Мой дорогой Жан, если вы мне позволите вас так называть, — обратился Жак Эллок к юноше.

Жан слегка покраснел, а сержант Марсьяль вскочил, словно подброшенный пружиной.

— Что с вами, сержант? — спросил господин Мигель.

— Ничего, — пробурчал старый солдат и снова сел.

— Мой дорогой Жан, я думаю, что, поскольку Мета течет перед нашим взором, у нас никогда не будет более подходящего случая поговорить об этой реке.

— И ты можешь добавить, — заметил Жермен Патерн, обернувшись к господину Мигелю и его коллегам, — что у нас никогда не будет лучших учителей.

— Вы очень любезны, господа, — ответил господин Баринас, — но Мета нам не столь хорошо знакома, как вы могли бы предположить. Вот если бы речь шла о Гуавьяре...

— Или об Атабапо! — воскликнул господин Фелипе.

— Это еще впереди, господа, — ответил Жак Эллок. — А так как я полагаю, что господин Мигель обладает обширными сведениями по гидрографии Меты, то я продолжу свои вопросы. Скажите, ведь этот приток Ориноко достигает иногда значительной ширины...

— Да... местами до двух тысяч метров.

— А глубины...

— В настоящее время суда, имеющие осадку в шесть футов, доходят в сезон дождей до слияния Меты и Упии, в сухой же сезон они могут пройти только треть этого расстояния.

— А отсюда следует, — заключил Жак Эллок, — что Мета является естественным средством сообщения между Атлантическим океаном и Колумбией.

— Безусловно, и некоторые географы совершенно справедливо утверждают, что Мета — самый короткий путь от Боготы до Парижа.

— Ну так вот, господа, мне кажется, что Мета может рассматриваться не как приток Ориноко, а как сама Ориноко. А тогда почему бы господину Фелипе и господину Баринасу не отказаться от не слишком убедительных гипотез, касающихся Атабапо и Гуавьяре, в пользу Меты?

Так вот к чему клонил этот француз! Едва он успел выговорить последние слова, как оба венесуэльца вскочили, негодующе размахивая руками, потеряв на мгновение от возмущения дар речи.

Тотчас же разгорелась дискуссия, и аргументы дождем посыпались на смельчака, дерзнувшего затронуть вопрос, касающийся истоков Ориноко. В глубине души Жак Эллок не слишком интересовался этой проблемой, скорее разделяя точку зрения господина Мигеля и большинства географов, но ему нравились яростные споры двух противников. На самом деле его аргументы были ничуть не менее убедительны, чем доводы господина Фелипе и господина Баринаса. Ведь, с гидрографической точки зрения, Мета, без сомнения, превосходит Атабапо и Гуавьяре. Однако ни один из ученых не хотел уступать, и дискуссия затянулась бы далеко за полночь, если бы Жан де Кермор не перевел разговор на другую тему, задав господину Мигелю весьма серьезный вопрос. В его путеводителе было сказано, что на берегах Меты встречаются опасные индейцы, и он хотел бы знать, что об этом известно господину Мигелю.

— Этот вопрос для нас действительно очень важен, — ответил господин Мигель, который был рад сменить тему разговора.

Его коллеги по обыкновению вошли в такой азарт, что было просто страшно подумать, что с ними будет, когда они достигнут места слияния трех рек.

— Речь идет об индейцах кива, — сказал господин Мигель. — Свирепость этого племени хорошо известна путешественникам, направляющимся в Сан-Фернандо. Говорят, что сейчас банды этих индейцев перебрались на другой берег и предаются грабежам и убийствам на восточных территориях края.

— А разве главарь этой банды не умер? — спросил Жак Эллок, который тоже кое-что слышал о преступлениях этого сброда.

— Умер, — ответил господин Мигель, — года два назад.

— Что это был за человек?

— Негр по имени Саррапиа. Когда он умер, шайка выбрала другого главаря — беглого каторжника.

— А те кива, что остались на берегах Ориноко? — спросил Жан.

— Они ничуть не менее опасны, — ответил господин Мигель. — Им принадлежит большинство из тех лодок, что нам попадались на пути в последнее время. Нужно быть очень осторожными, пока мы не минуем логова этих бандитов. Здесь они чувствуют себя безнаказанными.

Недавние нападения на торговцев из Сан-Фернандо подтверждали опасения господина Мигеля. Ходили слухи, что президент Венесуэлы и Конгресс намерены организовать экспедицию для уничтожения банд кива в верхнем течении Ориноко. Изгнанные из Колумбии и из Венесуэлы — если их, конечно, не уничтожат всех до единого, — кива переберутся, по всей вероятности, на территорию Бразилии, где и продолжат свои бесчинства. А пока они представляли серьезную опасность для путешественников, особенно с тех пор, как их главарем стал беглый каторжник из Кайенны, и пассажирам пирог нельзя было ни на минуту терять бдительности.

— Но ведь нас много, матросы нам преданы, оружия и патронов у нас хватает, — сказал Жак Эллок, — а потому, мой дорогой Жан, вы можете сегодня спать спокойно, мы не дадим вас в обиду.

— Мне кажется, это мое дело! — сухо заметил сержант Марсьяль.

— И наше тоже, мой милый сержант, — ответил Жак Эллок, — главное, чтобы ваш племянник мог хорошо выспаться, в его возрасте это необходимо.