Жюль Верн - Великолепная Ориноко

Однако прежде чем рассказать о том, что предприняли путешественники в Сан-Фернандо, узнаем, как они, оказавшись на берегу, добирались до городка.

Читатель помнит, что сержант Марсьяль нес Жана на руках, господа Баринас, Фелипе и Мигель шли впереди, а за ними — Жак Эллок и Жермен Патерн. Последний заверил сержанта, что крепкий сон, без сомнения, вернет юноше силы. На всякий случай он захватил свою аптечку, чтобы, если понадобится, оказать ему помощь. Однако поведение сержанта Марсьяля было столь же неприятно, сколь и необъяснимо. Он не подпускал Жермена Патерна к своему племяннику.

— Незачем... незачем! — ворчал он. — Мой племянник дышит не хуже нас с вами, а как только «Гальинета» прибудет в порт, у нас будет все необходимое.

— Через несколько часов, — уточнил Жак Эллок, который знал от Вальдеса и Парчаля, что пироги прибудут до наступления ночи.

— Ну и хорошо, — ответил сержант, — главное — найти ночлег в Сан-Фернандо. Кстати, месье Эллок... я благодарен вам за то, что вы спасли мальчика!

Вероятно, сержант сказал себе, что он обязан хоть как-то высказать свою благодарность. Но каким странным тоном произнес он слова благодарности и какой подозрительный взгляд бросил он на молодого человека!

Жак ответил лишь легким кивком головы и отстал на несколько шагов.

Вот так «потерпевшие кораблекрушение» добрались до городка. С помощью господина Мигеля сержант Марсьяль снял две комнаты, где Жан был устроен гораздо удобнее, чем под навесом «Гальинеты».

Жермен Патерн (один, без Жака) заходил несколько раз в течение вечера узнать о состоянии юноши, и каждый раз слышал в ответ, что все идет великолепно, что его благодарят за внимание, но в услугах его абсолютно не нуждаются.

Сержант говорил правду, юноша спокойно спал. А когда Жермен Патерн пришел на следующее утро, в его медицинских услугах и вовсе не было никакой необходимости. Жан, уже оправившийся от вчерашних потрясений, несмотря на воркотню дядюшки, встретил его как друга и от всей души поблагодарил за заботу.

— Я же вам говорил, что ничего страшного, — еще раз пробурчал сержант Марсьяль.

— Вы были правы, сержант, но это могло бы быть страшно. И если бы не мой друг Жак...

— Я обязан жизнью месье Эллоку, — ответил Жан, — и, когда я его увижу, даже не знаю, как смогу выразить ему свою благодарность.

— Он только выполнил свой долг, — ответил Жермен Патерн, — и даже если бы вы не были его соотечественником...

— Хорошо, хорошо, — проворчал сержант Марсьяль, похоже, вовсе не горевший желанием увидеть месье Эллока.

И они его не увидели, по крайней мере утром. Возможно, он сознательно держался на расстоянии: не хотел, чтобы его визит был истолкован как желание выслушать благодарности за спасение юноши. Как бы там ни было, но Жак остался на борту «Мориче». Он сидел задумчивый и молчаливый, и Жермен Патерн, доложивший ему о своем визите к Жану, не смог вытащить из него двух слов. Однако во второй половине дня Жак Эллок и Жан все-таки встретились. Первый, немного смущенный — сержант Марсьяль нервно покусывал ус, глядя на него, — взял протянутую руку Жана, но не решился, как обычно, дружески пожать ее.

Встреча эта произошла в доме господина Мирабаля, к которому у Жака было рекомендательное письмо. А сержант Марсьяль и Жан пришли к этому славному старику в надежде получить хоть какие-нибудь сведения о полковнике де Керморе.

Господин Мирабаль принял рекомендованных ему французов с распростертыми объятиями и выразил полнейшую готовность оказывать им всяческое содействие. Симпатия к путешественникам, говорившим на его родном языке, сквозила в каждом его слове, в каждом жесте. Он с радостью отвечал на все их вопросы. Он видел доктора Крево, когда тот останавливался в Сан-Фернандо... он хорошо помнил господина Шафанжона и был счастлив, что смог оказать ему кое-какие услуги... и он сделает все, что в его силах, для Жака Эллока и для Жермена Патерна... для сержанта Марсьяля и его племянника, которые могут всегда рассчитывать на его помощь...

Жан де Кермор рассказал, что привело его в Венесуэлу, чем еще более расположил к себе господина Мирабаля, а затем спросил, не знает ли он чего-либо о полковнике де Керморе, останавливавшемся четырнадцать лет назад в Сан-Фернандо. Ответ старика огорчил юношу. Господин Мирабаль не помнил, чтобы полковник по имени де Кермор останавливался в Сан-Фернандо. Глубокая печаль омрачила лицо Жана, в глазах его блеснули слезы.

— Господин Мирабаль, — спросил Жан Эллок, — а вы давно живете в Сан-Фернандо?

— Более сорока лет, месье Эллок, — ответил старик, — и я лишь изредка и очень ненадолго покидал Сан-Фернандо. Если бы такой путешественник, как полковник де Кермор, провел здесь несколько дней, я бы обязательно с ним встретился. Наш городок так мал, тут каждый на виду, так что появление иностранца не могло бы пройти незамеченным. Я бы обязательно был информирован о его присутствии в городе.

— Но, быть может, он хотел сохранить инкогнито?

— Тут мне трудно что бы то ни было сказать, — ответил господин Мирабаль. — А у него были для этого основания?

— Видите ли, сударь, — сказал Жан, — мой отец покинул Францию четырнадцать лет назад, и его друзья узнали о его отъезде много времени спустя. Даже мой дядя, сержант Марсьяль, не был посвящен в планы полковника.

— Нет, конечно! — воскликнул старый солдат. — Иначе я сумел бы удержать его.

— А вы, мое дорогое дитя? — спросил господин Мирабаль.

— В то время меня не было в доме отца, — с некоторой заминкой ответил Жан. — Моя мать и я, мы были в колониях. Когда мы возвращались во Францию, она погибла во время кораблекрушения. А меня... меня спасли. И несколько лет спустя я вернулся во Францию. Но моего отца уже не было в Нанте, и мы не знаем, что с ним стало.

В жизни этого юноши явно была какая-то тайна. Жак Эллок давно это чувствовал, но, считая себя не вправе вмешиваться в чужую жизнь, даже и не пытался разгадать ее. Ясно было одно: полковника де Кермора уже не было во Франции, когда его сын туда прибыл, и сержант Марсьяль, не важно, являлся он родственником полковника или нет, действительно ничего не знал о том, куда тот отправился.

— И тем не менее, — сказал господин Мирабаль, — у вас есть серьезные основания полагать, дитя мое, что ваш отец находился некоторое время в Сан-Фернандо.

— Не только серьезные, сударь, но и вполне конкретные.

— Какие же?

— Письмо, написанное рукой моего отца, отправленное из Сан-Фернандо, было получено одним из его друзей в тысяча восемьсот семьдесят девятом году.

— Да, конечно, все это так, — задумчиво произнес господин Мирабаль, — но ведь в Венесуэле есть еще один город с тем же названием на западе от Ориноко... Сан-Фернандо-де-Апуре.