Мишель Пессель - Путешествия в Мустанг и Бутан

Эти горы не изменились за прошедшие века, здесь не добавилось удобств. Капитан Пембертон уточнял, что тяготы дороги вынуждали его отдыхать по два дня после каждого дневного перехода. Всю злободневность его записок я понял только теперь, перестав удивляться, казалось бы, странному факту, что единственным «путеводителем» по стране является рукопись стотридцатилетней давности.

У Джона Клода Уайта, как и у Пембертона, был мощный эскорт из тренированных индийских солдат; он даже взял военный оркестр в оба своих похода по Бутану! У меня таких возможностей не было. Придется даже отказаться от скромного минимума, который я считал необходимым во время прошлых путешествий по Гималаям. Не было даже подходящей обуви, настолько несбыточной мне казалась мечта о длительном пребывании в Бутане.

Несколько иностранцев, которые после Уайта осмеливались отклоняться от проезжей дороги, были все без исключения королевскими гостями. В Бутане это означает, что перед ними расстилали красный ковер, предоставляли королевских лошадей и поваров, специально выписанных из Индии, европейскую пищу, апельсиновый сок и дружную помощь местных властей. За эти две недели у меня было время убедиться, что я — самостоятельный путник, а посему не могу рассчитывать не только на помощь, но даже на сочувствие. Хотя, с другой стороны, именно это положение меня и привлекало.

Как выяснилось, почти все бутанцы говорят по-тибетски. Без переводчика мне удастся узнать бутанцев лучше, чем путешествовавшим до меня. Нечасто в наш век выпадает такая роскошь — шагать по чужой стране куда глаза глядят дни, недели, месяцы. Здесь, кроме всего прочего, у людей нет предвзятого мнения по отношению к европейцам — неизбежного следствия колониализма.

Да, все это так, но предстоящий дальний путь никак не назовешь прогулкой. Вспоминая перипетии прошлых походов по Гималаям, нельзя было сбрасывать со счетов опасности, которым подвергается одинокий путник в горах. Малейшая болезнь или неудачное падение могут означать гибель. Малярия и прочие хворобы, начиная с ветряной оспы и кончая чумой, — заурядная вещь в Бутане. Здесь еще свирепствуют проказа и болотная лихорадка, а о прививках во многих местах никогда не слышали. В 1968 году в Бутане жили два врача на почти миллионное население: один молодой индиец, только закончивший курс, и немец-миссионер, открывший лепрозорий. Причем оба они находились далеко от тех мест, куда я направлялся…

Попытался отогнать эти мысли и не думать о физическом истощении, которое способно вызвать будущее предприятие.

Ночевать буду в крепостях, возможно, вместе со слугами, и в поте лица тянуть груз наравне с носильщиками. Я всегда желал повернуть стрелки часов вспять и пожить в мире детских книг с картинками. Ребяческая фантастическая мечта, похоже, должна была осуществиться именно сейчас — с запозданием, но зато в полной мере. Где еще на земле сыщутся обитаемые крепости и гостеприимные монастыри!

Я с трудом представлял себе жизнь в сердце гималайского королевства, где даже не было газет, чтобы сообщить придворным лучникам о том, что где-то во внешнем мире люди запустили стальную стрелу на Луну.

Не с кем было разделить сомнений. Все решения приходилось принимать самому и самому же терпеть их последствия. Каждый шаг мог стать необратимым… Чтобы подбодрить себя, решил пересчитать болезни, которые не могу подхватить в пути: против них я получил прививки. Потом проверил список лекарств (замечу сразу, крайне скудный в сравнении с тем, что должен был бы иметь). Но багаж и так перегружен якобы необходимыми вещами.

Ладно, нет в мире непригодных для жизни мест. Человек может существовать практически в любых условиях. В конце концов живёт же в Бутане миллион людей, авось сыщется место и еще для одного.

Я вспомнил о камнепадах. Если обломки не застревают в густой растительности, то непременно скатываются на тропу, где, вполне вероятно, могут прийти в соприкосновение с моей головой. Но от этого нельзя застраховаться. В предыдущих походах мне удавалось избежать классических опасностей, поджидающих путников в горах. Быть может, судьба 10 лет удерживала меня от подобной участи? Теперь жребий брошен, и возможная гибель будет исключительно делом собственных рук. Жаль только, не смогу рассказать обо всем увиденном…

Черные мысли быстро рассеиваются, когда идешь с хорошим напарником, но в одиночестве они неотвязно буравят голову. Спустя какое-то время я рискнул поведать помощнику повара, что опасности пути не дают мне покоя; он принял это очень сочувственно и просто ответил: «Ты, наверное, сошел с ума». Подобное замечание было исполнено глубокого смысла. Рыбаки с берегов Средиземноморья тоже выходят из гавани, только когда море спокойно. При плохой погоде положено сидеть дома.

Все. Надо перестать хандрить и заняться подготовкой к нелегкому походу: предстоит питаться, готовить пищу и иметь подходящее обмундирование. Необходим был помощник, он же повар и мастер на все руки. Немыслимо двигаться одному в такую даль, где рельеф превращает любое перемещение в тяжкое и опасное предприятие.

Дашо Дунчо упомянул о бутанском шерпе; этот человек должен быть в курсе привычек европейских восходителей и знать особенности Гималаев.

Его звали Норбу, он служил помощником повара в доме для приезжих в Тхимпху. Я познакомился с ним в первый день приезда. Нельзя сказать, чтобы он понравился мне сразу, но выбора не было. К тому же его отрядил Дашо Дунчо, так что вообще не могло быть никаких разговоров.

Я начал с детального обследования прилавков на столичном рынке (там торговали в основном тибетцы). Были тибетские чубы и бутанские кхо, сапоги из ячьих шкур, разукрашенные тибетские пояса, упряжь для пони, деревянные седла, церемониальные белые шарфы, луки со стрелами, молитвенные флаги всех размеров, плитки тибетского чая, бычьи пузыри с прогорклым маслом, медные колокольцы, жировые лампы из серебра и парчовые позументы.

Лавчонки, сколоченные из досок, окаймляли улицу, являвшуюся главной артерией бутанской столицы. И хотя каждая вещь в отдельности была достойна занять место в наших музеях, я не нашел для себя ничего нужного. Единственной полезной вещью оказался фонарь «летучая мышь» и немного керосина. Их я обнаружил в торговой точке, гордо именовавшейся магазином.

Это деревянное строение, побольше соседних, было помечено вывеской «Бутанская торговая корпорация». Государственную компанию основал брат покойного премьер-министра; в свое время он был ламой, но потом сложил с себя духовное звание и женился. Звали его Рим Дордже. В магазине я обнаружил еще несколько бесценных сокровищ: шоколад в порошке, пару теннисных туфель для себя и вторую для Норбу. Кстати, повар уже начал отравлять мне существование, требуя без конца «бакшиш» и поминая то одну, то другую гималайскую экспедицию, где шерпов снабжали спальными мешками на пуху, горными австрийскими ботинками и анораками с капюшонами по последней моде. К счастью, ничего из этой прелести на прилавках не было. Я купил некоторое количество свечей, кастрюли и таганки, а также несколько мотков веревки. Вместе с вещами, привезенными из Европы, это составило практически все снаряжение моей экспедиции.