Мишель Пессель - Путешествия в Мустанг и Бутан

И вот тут на помощь пришел Тенсинг. Он знал одного торговца с рынка, у которого был «джип», но он предупредил, что это будет стоить дорого: около 50 долларов за 30 километров пробега. Цена, конечно, несусветная, но выбора не было. Я согласился.

Тенсинг помчался на рынок, а Пасанг, как обычно, ограничил свое содействие приятнейшей улыбкой и объявил, что все устроилось как нельзя лучше. Судьба избавляла его от гостя, который, мало того что явился без приглашения, еще и отравляет существование.

У меня было твердое предчувствие, что я не уеду. Но полчаса спустя Тенсинг появился, сидя на переднем сиденье серого «джипа» рядом с шофером, красивым кхампа лет двадцати. Походная кухня, рюкзаки и мешки загромоздили машину до брезентового верха. Мы с Тенсингом уместились рядом с водителем. Машина тронулась.

Тхимпху как-то разом исчез; я едва успел оглянуться, чтобы в последний раз взглянуть на дзонг.

Утро выдалось чудесное. Солнце разогнало последние полосы тумана, цеплявшегося за ели. Щебетали птицы, горные лошадки бежали вдоль обочины. Под нами лепились домики, окруженные частоколом молитвенных флагов, трепыхавшихся словно золотые листочки в утреннем свете. Деревеньки состояли из бело-коричневых домиков с голубятнями. Выделялись трехэтажные вместительные дома именитых граждан с обширными подворьями и пастбищами, на которых гуляли коровы, овцы и козы.

Ветер обдувал лицо. Никогда еще я не чувствовал себя более счастливым. Подлинное счастье, подумалось мне, — это движение. Я ощущал свободу и пил ее полными глотками. Все неприятности позади — во всяком случае хотелось надеяться. Все связи с определенным местом, домом, людьми, правительствами и предметами порваны. Я был один, сам по себе. Мог остановиться где вздумается — так я считал в тот момент…

Мы оживленно беседовали с Тенсингом и шофером. В кабине звучала быстрая тибетская речь. Подумать только, еще месяц назад я загорал в Испании, гонял по морю на моторной лодке и обменивался с друзьями впечатлениями о подводной охоте и красивых девушках на пляже. В Европе, когда мне случалось упомянуть, что я говорю по-тибетски, это вызывало смех. А теперь я посмеивался над тем миром, казавшимся совершенно нереальным.

— Мотор ди ла шита япо ду (И вправду хороша машина)! — сказал молодой шофер-кхампа, добавив, что его «джип» легко идет со скоростью 75 километров в час. Для него это было почти чудо.

И он, и Тенсинг, да и все молодые бутанцы вступали в новую эпоху. Для них машины, дороги и кусочки западной технологии открывали мир приключений — тот самый, который для меня заключался в ночевках в горах или житье в монастыре.

Примерно через полчаса мы свернули на грунтовую дорогу. На крутом холме высилась массивная феодальная крепость Симтока, стерегущая место впадения притока в реку Тхимпху.

Я побывал уже там несколько дней назад. В крепости жило 200 человек — монахи и ученики. Сейчас там разместилась религиозная школа, где мальчики в красных тогах и черных кхо учились выводить на еловых табличках тибетские священные тексты. Четырехэтажный форт состоял из центральной башни и нескольких часовен, расположенных на трех уровнях. Бронзовые украшения и златотканые ковры изображали буддистских святых в окружении менее важных божеств. Старинные фигуры были по размерам больше человеческого роста.

Мы ехали на восток. Узкая грунтовая полоска вскоре превратилась в ручей грязевой жижи. Шофер с трудом ехал на первой передаче. Громадные деревья окаймляли дорогу, поднимавшуюся к горловине ущелья. Вскоре уже нас окружал сплошной ельник; долина внизу едва проглядывала. Странно, насколько перемена декораций разом изменила облик Бутана, сделав его похожим на рекламные афиши Бюро путешествий, — дороги унифицируют страны. Если не смотреть ни моих спутников, можно подумать, что едешь по лесу на охоту…

Раскисшая дорога вилась вокруг поваленных деревьев, выходила на мосты, переброшенные через бешеные потоки. Мелькание света и тени становилось нестерпимым.

На полянах, словно по мановению, появлялись в ярко-зеленой траве цветы. В другом месте за деревянной изгородью паслись крупные черно-белые быки. Эта часть Бутана, пожалуй, наиболее «цивилизована». Подобную картину можно было бы наблюдать в любом районе континентальной Европы. Неожиданно среди деревьев показалось крытое дранкой шале с большими камнями на крыше, и мне, честное слово, показалось, что я попал на зимний швейцарский курорт. Но тут же молитвенные флаги указали на ошибку; мы подъезжали к монастырю.

Хотелось остановиться, но шофер категорически потребовал ехать дальше. Машина двигалась черепашьим шагом, и, учитывая, что дальше дорога станет еще хуже, неизвестно было, когда доберемся до места.

В нескольких километрах за монастырем наткнулись на первый оползень. Кренясь из стороны в сторону и отчаянно визжа всеми четырьмя колесами, «джип» взобрался на кручу. Деревья стали еще выше. Это были большие ели Дугласа, густо поросшие влажным мхом. Высота 3 тысячи метров; мы вступали в край вечных туманов. Часто дорогу преграждали обломки скал, но нам втроем удавалось сталкивать их с обрыва. Безусловно, наша машина шла первой по этой дороге с начала дождей.

В густой листве выделялся зеленый каскад лиан, напоминавший луизианский мох. Дорогу успели изрыть ручьи, нанеся на нее кучи мелких камешков и грязи. Бесконечные виражи начали высасывать внутренности, когда наконец мы забрались на перевал. Его увенчивали пучки молитвенных флагов и две довольно длинных стены, на которых была написана тибетская ритуальная молитва: «Ом мани падме ум». Волшебное заклинание, исполненное глубокого смысла, переводится приблизительно так: «Благословенно будь, о ты, сокровище лотоса!» Молитва обращена к цветку лотоса — Будде.

На перевале мы остановились. Тенсинг с шофером пошли выпить чашку горького чая в крохотной хижине, а я остался полюбоваться туманными облаками, проплывавшими над белыми, голубыми и красными изорванными ветром молитвенными флагами; их оставили многие и многие паломники в те времена, когда еще не было «джипов», а подъем на такой перевал был сопряжен с немалыми усилиями и опасностями.

Пространство внизу было закрыто пеленой. Вот она, первая загадочная страница внутреннего Бутана — долина Мачу.

Въезжали мы по северному склону хребта, а спускаться начали по его южному склону, подставленному солнцу и дождям. Здесь деревья разрослись до гигантских размеров. Орешник, дубы, рододендроны и сосны терялись где-то высоко-высоко над головой. Бутанский лес поразил в свое время и Буало, и Уайта, да и всех, кому доводилось бывать в этой стране. Лес здесь действительно один из самых прекрасных в мире — нетронутый букет громадных деревьев, раскинувших во все стороны тонувшие в молочном тумане ветви и цеплявшихся узловатыми корнями за скалистый обрыв.