Карин Мюллер - Мутные воды Меконга

Он негодующе покачал головой:

— У меня нет официальной аккредитации гида. Однажды меня уже арестовали за то, что я сопровождал иностранца в сельской местности.

Еще один арест на нынешней стадии иммиграционного процесса мог иметь катастрофические последствия. Достаточно одного звонка местного начальника полиции в нужный департамент, и Там потеряет свое место в списке одним росчерком пера.

— Но я дал слово тебе помочь, — поспешно добавил он. — Просто я не знаю других проводников, которым бы доверял так же, как себе.

И тем не менее он пообещал, что постарается найти мне официального гида, который смог бы раздобыть необходимые бумаги. Человека постарше, семейного и честного. Вероятно, разрешение удастся оформить в течение нескольких недель.

Там быстро ушел. И я вслед за ним, с сумбурными от уныния мыслями, чтобы бесцельно слоняться по загазованным улицам моего негостеприимного нового дома. Удастся ли мне когда-нибудь вырваться из цепких клешней этого города и побродить по пышным зеленым просторам моих снов? Ноги несли меня через мосты, наводненные воловьими повозками, велорикшами, женщинами, бредущими под двойным грузом бамбуковых корзин, водруженных на одно плечо, как весы богини правосудия. Вдоль берега реки, под длинными тонкими сваями лачуги плавал мусор. Чей-то ребенок взглянул на меня и помахал из надежного укрытия отцовских рук.

Я побрела вдоль берега, пока не наткнулась на указатель «Сайгонский рынок экзотических зверей». За табличкой виднелись унылое приземистое складское помещение и клетки, кишащие воробьишками и змеями, зелеными, как свежезасеянный рис. Вход в здание с низкой крышей зиял, как раскрытая пасть, мрачно и неприветливо.

Стены из рифленого железа вибрировали от криков птиц и зверей, радостного щебета дроздов и отчаянного мяуканья новорожденного детеныша, брошенного в клетку к полувзрослой виверре [3] Род хищных млекопитающих, обитающих в Юго-Восточной Азии. . Бок о бок с бутылками, хранившими свернувшихся кольцом змей, утопленных в виски, с присосок свисали сушеные медвежьи желчные пузыри. Стеклянные витрины демонстрировали летучих драконов, окоченевших и похожих на фанерных воздушных змеев, и мешочки с частями тел животных: зубами, костями, кусочками кожи, ушей и внутренностей, суливших излечение от любых болезней — от артрита до импотенции. Одну стену украшала пятнистая шкура леопарда; его рот был выкрашен в огненно-красный цвет, глаза казались огромными и свирепыми.

Я попыталась заткнуть уши, чтобы не слышать какофонии визгов и стонов, воркотни и кудахтанья, и пробежала мимо птиц, поющих на все лады в удушающей жаре. Дикобраз скреб иголками о прутья клетки, но один звук все же заставил меня замереть — это был пронзительный, пробирающий до костей орлиный крик. Я присела на корточки у клетки. Меня сверлили немигающие желтые глаза хохлатого орла-змееяда. Перья на его хвосте давно выпали от постоянного контакта с проволочным полом, крылья были порваны и обтрепаны. Он снова закричал — этот свист был столь пронзителен, что готова поклясться, его было слышно на другом конце Сайгона. Я попятилась: смотреть на это было невыносимо.

В углу, возле клетки с коброй, за столом сидели четверо мужчин в деловых костюмах и начищенных черных ботинках, сжимая в пальцах маленькие стаканчики. Владелец лавки держал в руках сосуд, медленно наполнявшийся кровью, текущей из длинного, похожего на шланг тела обезглавленной змеи. Перемешав кровь с рисовым виски, он разлил смесь по стаканам. Гости осушили их и зачмокали губами.

Мое внимание привлекли взволнованные крики в дальнем углу помещения. Черная птичка с блестящим оперением неуверенно присела на жердочку под карнизом, всего в нескольких дюймах от свободы. Бывший хозяин пытался поймать ее веревочным кольцом, приделанным к концу длинного шеста и колыхавшимся около ее головы. Птица помедлила долю секунды, ослепленная непривычным полуденным светом. Это ее и сгубило. Тощий мальчик-подросток взобрался по стене, словно ящерица, протянул руку и ухватил птицу за хвост, пока она не успела взлететь. Зрители захлопали в ладоши. Мальчик спустился. Птицу затолкали обратно в клетку размером не больше чайника для заварки.

Услышав мяуканье, я обернулась и увидела крошечного детеныша леопарда: мягкий комочек пуха не больше софтбольного мяча. На его спине катался детеныш макаки, шаловливо дергая леопарда за уши. Я видела, как обезьянка слезла и обняла котенка ручонками-прутиками — жест, выражавший общую потребность новорожденных в ласке. Рядом на корточках сидела женщина, втирая смолистую черную пасту в грязную лапу исхудалой дворняги.

— Сколько? — спросила я, указывая на детеныша леопарда и ужасаясь собственному любопытству.

Женщина безразлично подняла глаза. Вести дела с иностранцами невыгодно: они не ценят лечебные свойства животных и не хотят рисковать таможенными сложностями из-за их перевозки. Она пожала плечами:

— Тысяча долларов.

Я просунула палец сквозь проволочную сетку. Оба детеныша не обратили на меня внимания, предпочитая компанию друг друга. Так даже лучше — разве мне под силу вернуть таких малышей в дикую природу? Да и все равно мне рано или поздно придется отсюда уехать.

— Пятьсот! — выкрикнула торговка мне вслед, когда я зашагала к выходу. — Доставка бесплатно! На таможне нет проблем!

Я перешла на бег.

На следующее утро в холле меня ждала записка — приглашение на обед с Тамом и моей «новой семьей». Я выбежала из дверей и понеслась, не останавливалась, пока не заблудилась в лабиринте переулков, ведущих к ветхой лачуге Тама. Он застал меня облепленной детьми: маленькие девочки тянулись, чтобы провести мягкими пальцами по выгоревшим волосам на моих руках, и смеялись, прикрыв рот ладошками. Там ткнул пальцем в гущу детворы.

— Это мои, — сказал он, показывая на двух девочек и двух мальчиков от одиннадцати до девятнадцати. — Дракон, Флауэр, Форест и Спирит.

Его старший сын, невообразимо красивый юноша девятнадцати лет, стоял рядом со стройной женщиной с копной ниспадающих черных кудрей.

— Моя жена! — произнес Там, внезапно озарившись гордостью.

Затем подозвал меня к себе:

— Пойдем, покажу тебе свой дом.

Там провел меня по коридору, усыпанному крошащимся цементом, в подземную нору из нескольких крошечных комнат. Соседи непрерывно шныряли по темным проходам, спеша воспользоваться уличным туалетом или просто погулять в знойных сумерках по переулку, среди детей, играющих мраморной щебенкой, женщин, торгующих остатками вареных улиток, и стариков с угасающим взглядом, на чьих глазах успели вырасти два поколения.

Жена Тама Фыонг протянула мне мягкую руку с длинными пальцами и грустно улыбнулась, показывая тем самым, что не говорит по-английски. У нее были стройное тело, двигающееся с природным изяществом, и прозрачная кожа, подчеркивавшая аристократическую линию скул. Я попыталась представить, как она таскает бревна с поезда и спит на грязном вокзале, и не смогла.