Джон Кракауэр - В разреженном воздухе

Несмотря на эти обстоятельства, около 19:30 Букреев ушел из четвертого лагеря на поиски группы. К тому времени, вспоминал он,

«Видимость была около одного метра. Все окружающее словно полностью исчезло. У меня была лампа, и я начал использовать кислород, чтобы подниматься с большей скоростью. Я нес три баллона. Я пробовал идти быстрее, но видимость пропала совсем. <���…> Невозможно было ничего увидеть, ты чувствовал себя как слепой, словно ты остался без глаз. Это очень опасно, потому что можно упасть в трещину, можно свалиться в пропасть на южной стороне Лхоцзе, на 3000 метров вниз. Я пытался идти наверх, было темно, я не мог найти закрепленную веревку».

Поднявшись на 200 метров над Южной седловиной, Букреев осознал тщетность своих усилий и вернулся к палаткам. Он признает, что едва не заблудился сам. В любом случае, было только к лучшему, что он оставил попытку спасения группы, потому что в тот момент его товарищей по команде уже не было там, куда направлялся Букреев. К тому времени, когда он прекратил свои поиски, группа Бейдлмана на самом деле бродила в окрестностях седловины, на 200 метров ниже той точки, куда поднялся русский.

Когда к 21:00 Букреев вернулся в четвертый лагерь, он был сильно обеспокоен отсутствием девятнадцати альпинистов, но поскольку понятия не имел, где они могут находиться, ему не оставалось ничего другого, как только выжидать. Потом, в 0:45, в лагерь притащились Бейдлман, Грум, Шенинг и Гаммельгард. «Клев и Нил потеряли все силы и едва могли говорить, — вспоминает Букреев. — Они сказали мне, что Шарлотта, Сэнди и Тим нуждаются в помощи и что Сэнди едва жива. Потом объяснили мне, где их найти».

Услышав, что вернулись альпинисты, Стюарт Хатчисон вышел, чтобы помочь Груму. Он рассказывал: «Я привел Майка в его палатку, он был чрезвычайно изможден. Он мог говорить, но это требовало от него мучительных усилий — так бывает, когда человек произносит последние слова перед смертью. „Ты должен организовать нескольких шерпов сказал он мне. — Пошли их за Беком и Ясуко“. И указал рукой в направлении стены Кангчунг».

Однако усилия Хатчисона по организации спасательной команды оказались тщетными. Чулдум и Арита, шерпы из команды Холла, которые не поднимались на вершину, а были оставлены в резерве в четвертом лагере, специально для такого непредвиденного случая, были недееспособны из-за отравления угарным газом, которым надышались при приготовлении пищи в плохо проветриваемой палатке; у Чулдума даже открылась кровавая рвота. Четыре других шерпа из нашей команды были слишком замерзшими и ослабленными восхождением на вершину.

После экспедиции я спрашивал Хатчисона, почему он, узнав о местонахождении отсутствующих альпинистов, не попытался поднять Фрэнка Фишбека, Лу Кейсишка или Джона Таска, либо не предпринял вторую попытку поднять меня, с тем чтобы потребовать нашей помощи в спасательной операции. «Было настолько очевидно, что все вы совершенно изнурены, что я даже не подумал просить вас. Вы были так далеко за гранью обычной усталости, и я посчитал, что если вы попытаетесь участвовать в спасении, то только усложните ситуацию и придется спасать еще и вас». В результате Стюарт ушел в бурю один, но снова вернулся, дойдя до края лагеря, так как начал беспокоиться, что не сможет найти дороги назад, если уйдет дальше от палаток.

В это же самое время Букреев тоже пытался организовать спасательную команду, но он не встретил Хатчисона и не заходил в нашу палатку, поэтому усилия Хатчисона и Букреева остались не скоординированными, а о других планах спасения терпящих бедствие я не слышал. В конце концов Букреев, так же как и Хатчисон, обнаружил, что всякий, кого ему удавалось поднять, был слишком уставшим, изнуренным или напуганным, чтобы помочь. Итак, русский решил, что он сам приведет назад группу потерявшихся альпинистов. Отважно нырнув в утробу урагана, он около часа обыскивал седловину, но не смог никого найти.

Но Букреев не сдавался. Он вернулся в лагерь, получил от Бейдлмана и Шенинга более детальные указания о местонахождении пострадавших и затем снова ушел в ураган. В этот раз он заметил тусклый свет затухающего фонаря Мэдсена и благодаря этому смог обнаружить потерявшихся альпинистов. «Они лежали на льду без движения, — рассказывает Букреев. — Они не могли говорить». Мэдсен был еще в сознании и в состоянии двигаться самостоятельно, но Питтман, Фокс и Уэзерс были совершенно беспомощны, а Намба казалась мертвой.

После того как Бейдлман и другие поднялись и ушли за помощью, Мэдсен собрал вместе оставшихся альпинистов и заставлял каждого двигаться, чтобы не замерзнуть. «Я посадил Ясуко к Беку на колени, — вспоминает Мэдсен, — но он к этому времени ни на что не реагировал, а Ясуко не двигалась вообще. Немного позже я увидел, что она лежит на спине прямо на льду и снег задувает ей в капюшон. Она где-то потеряла перчатку — ее правая рука была обнажена, и пальцы были скручены так крепко, что их невозможно было распрямить. Казалось, что они промерзли до самых костей».

«Я подумал, что она мертва, — продолжает Мэдсен. — Но чуть позже она вдруг зашевелилась, это поразило меня. Она изогнула слегка шею, словно собиралась сесть, ее правая рука поднялась, но на этом все закончилось. Ясуко лежала на спине и больше не двигалась».

Как только Букреев обнаружил группу, ему стало ясно, что он сможет привести за один раз только одного альпиниста. Он нес кислородный баллон, который они с Мэдсеном подсоединили к маске Питтман. Затем Букреев пообещал Мэдсену, что вернется назад как можно быстрее, и ушел с беспомощной Фокс назад к палаткам. «После того как они ушли, — рассказывает Мэдсен, — Бек свернулся в позе эмбриона и больше не двигался. Сэнди тоже свернулась в клубок у меня на коленях и замерла без движения. Я кричал на нее: „Эй, не переставай шевелить руками! Покажи мне свои руки!“ И когда она привстала и высвободила руки, я увидел, что обе руки были без рукавиц — рукавицы болтались у нее на запястьях.

Я попытался засунуть ее руки назад в рукавицы; в это время, совершенно неожиданно, Бек пробормотал: „Эй, я все понял“. После этого он как-то откатился в сторону на небольшое расстояние, оперся на крупный камень и поднялся лицом к ветру, вытянув руки перед собой. Секундой позже порыв ветра просто сдул его назад в темноту, куда лучи моей лампы уже не доставали. Больше я его не видел.

Толя вернулся вскоре после этого и взвалил на себя Сэнди, тогда я собрал свои вещи и потащился за ними, стараясь не потерять из виду лампы Толи и Сэнди. К тому моменту я полагал, что Ясуко мертва, а поиски Бека были гиблым делом». Когда они наконец добрались до четвертого лагеря, было 4:30 утра и небо начало светлеть над восточным горизонтом. Услышав от Мэдсена, что Ясуко не вернулась, Бейдлман залез в свою палатку и почти час проплакал.