Рафаил Нудельман - ЕВАНГЕЛИЕ ОТ РАФАИЛА или ВСЁ ПУТЁМ

КОМАНДОРСКИЙ ЧАС - ЧАС, КОТОРЫЙ КОМАНДОР ПРОВОДИТ В ТУАЛЕТЕ

С надеждой взошли Командор на стул средь чиста поля, но увы нам! - поле так и осталось чистым. Грустно восстав, повели Они нас на противоположный брег к видневшейся вдали дороге.

Пространство между рекой и дорогой занято было совхозным поголовьем, при виде чего Демагог внезапно побледнел, невзирая на небритость. Опрошенный о причине, лицемерно заявил, будто не боится, но однажды был уже брат быком на рога. Командор популярно объяснили трепещущему всю глубину различия промеж быком и коровой, ибо из оных состояло мирно шествовавшее стадо.

Согласно указаниям попутных пастухов вышли мы на "каменку", сиречь булыжную дорогу Галич-Чухлома. Здесь, возле моста, сев в тени заброшенного дома, обнаружили мы потерянную "бабу в красном", но при ближайшем рассмотрении оказалась оная девицей четырнадцати лет и была отвергнута в пользу сгущенки, отчего и обрели мы второе дыхание.

Засим повелели Командор Начфину выйти на широкую дорогу и, остановив телегу с молочными бидонами и сопровождающей бабой, оную подоить. Начфин же - о, хитроумный! - вернулся с задания не только с бутылкой парного молока и молочными струями от подбородка до колен, но и с нетронутым кошельком - в силу доброты народа в лице сопровождающей бабы. Дармовую бутылку Командор взяли себе, указав, что парное молоко в трудную минуту заменяет касторку. Выслушав же рассказ Начфина о доброте народной, Командор растроганно погладили уже пустую ёмкость по пузатым формам и изрекли: - Да, таковы наши русские женщины. - И словно заслышав его слова, с пригорка появилась упомянутая, при виде каковой Командор одобрительно кивнули Начфину и Вриосексу. Демагог же, узрев, что кивок на его мерзкую персону не распространился, издал зубовный скрежет и стал нашептывать на ухо Командору: - Не годится... Не годится... - И шептал сей отщепенец рода человеческого до самых тех пор, пока упомянутая не удалилась, оскорбленно покачивая тазом. Тогда Командор выдернули с усилием своё ухо из сладострастно, трубочкой, вытянутых слюнявых демагоговых губ и, оборотясь к Начфину, гневно возопили: - И эту упустил, копеечная душа! Много себе позволяете! В любимчиках у меня ходите! - во гневе забыв, что недостоин последний по малочисленности достоинств своих обращения на "вы".

Долго ещё бушевали Командор среди притихших от ужаса толп и, завершив бушевание возгласом "Пора кончать с фаворитизмом!", оборотились к Вриосексу и распорядились вести местные молочные кадры гуртом и в массовом масштабе, а уж Они, Командор, сами на месте разберутся, кто на что годится. - Впрочем, - заметили Они, остывая и с самокритикой, - не надо, ладно... Ещё подумают, бугая им племенного привезли, что только и знает - пожрал, тут же погрёб... Но среди нас таких нет! Таких только в клетке возить! - И окончательно разошедшись, доверительно произнесли: - А что, братцы, не чхнуть ли нам вообще на поход этот, не остаться ли здесь под мостом жить, в реке купаться, молочные подводы грабить, а?..

Раздался среди нас вздох робкой надежды при этих Командоровых словах, а Широкие Массы даже стал торопливо расстёгивать штаны.

- Во! - тепло проговорили Командор. - Дурак, дурак, а ведь тоже понимает. Правильно, Ша-Эм, если оставаться, так только при условии, что надлежащее удовольствие будет обеспечено всем членам коллектива, включая наши собственные члены. - И тут Командор строго и отечески посмотрели на зардевшегося Вриосекса.

А солнце поднималось в своём зените всё выше, хотя выше было некуда, и продолжало изливать зной, И в Лондоне Биг-Бен пробил семь с половиной утра - в полном соответствии с часами Командора, показывавшими 9.30 того же самого.

В этот роковой миг Широкие Массы ощутил в себе новые идейные устремления и шевеления, вследствие чего, передав свой дозорный пост на "каменке" соратникам, сам удалился в кусты.

...С РАЗДУТЫМ ЖИВОТОМ,

ВЕСЬ ВСПУЧИВШИСЬ, КАК МАЙ, ОТ ГРЕШНЫХ СОКОВ

Но не успел он прильнуть к мать-сырой земле, чтобы отдать ей кесарево, как раздался призывный глас Командора. Вылетев из кустов, как ошпаренный, Широкие Массы увидел, что Командор держат под уздцы храпящего, но уже стреноженного дикого мустанга породы МАЗ. Мужественно заглядывали Они в скошенные глаза коня, а свободной дланью ласково трепали шофёра по ходке.

Широким жестом предложили Командор всем занять места. Мы взгромоздились с рюкзаками в кабину и поехали на Чухлому.

Дорога в ад, полагаю, лучше, чем на Чухлому из Галича. Несть числа ямам и ямкам, ухабам и рытвинам, которые терзали нас, швыряя во всесторонних направлениях. А сбоку палило нещадное солнце, и пот заливал наши мужественные лица. А ветра не было, как будто Господь Бог забыл его в своём инвентарном списке упомянуть вообще. А внутренности Ш.М. терзало желание выпустить газы, и ещё выпустить, и ещё, и даже - о, стыд и позор! - остановиться сию минуту и отдать, наконец, проклятое кесарево.

А на этом фоне тёк неторопливый и скупой, как Начфин, разговор. Командор выясняли у шофёра все возможные детали всех возможных вариантов всех возможных трасс, которые грезились Им в долгие зимние ночи подготовительного периода, когда Они проводили незабываемые часы в туалете над картой Костромской области. Уже обалдевший шофёр путал Чухлому с Галичем, а Галича с Окуджавой, уже и лесам надоело мелькать по обе стороны шоссе, а Командор всё допытывались у водителя, не ближе ли будет из Солигалича до Николо-Берёзовца, если учесть, что от Чухломы до Николо-Берёзовца через Солигалич чуть больше, чем меньше, тем лучше.

Шофёр вдруг резко затормозил и выскочил из кабины. С удивлением смотрели мы на его удаляющуюся спину, пока на фоне её не заметили вывеску "СТОЛОВАЯ".

Командор последовали за шофёром,- наверно, довыяснять подробности маршрута из Чухломы на всё тот же неуловимый Николо-Берёзовец via Солигалич - Нью-Йорк - Тель-Авив. Широкие же Массы направился было на поиск языческого сооружения с древне-феодальными вензелями «М" и «Ж", но прежде вожделенных дверц узрел во дворе столовой у колодца местную красавицу осьмнадцати лет, с которой тут же вступил в предварительный контакт при посредстве ведра. Предложив ей свои услуги, Ш.М. рассчитывал бегло установить смычку города и села тут же, на соединяющей их дороге. Но село неправильно поняло намерение Ш.М. и потупясь отвечало, что, мол, не надо. К счастью, из столовой вышла распаренная дуэнья и пристыдила молодицу, после чего она дала, наконец, Широким Массам донести в порядке смычки ведро на кухню.

Вернувшись в зал, Ш.М. застал Командора, жадно поглощающих национальный напиток под названием "морс". Командор милостиво позволили Широким Массам пригубить из своего стакана божественный, розоватый и тёплый нектар. В углу тоскливо и безнадёжно глотал морс очумевший шофёр. Кадык его трепетал в горле, как подстреленная птица; а в глазах притаился ужас, хотя он, по его словам, зарабатывал в месяц до 400 рублей, за вычетом тёщи.