Джером Джером - Трое за границей

— Ну, без пятнадцати восемь. И стоим каждые пять-шесть миль.

— Мы стояли только один раз, посмотреть вид! Приехал в страну, надо же ее посмотреть?

— Потом пришлось тормозить на подъемах.

— Кстати да, сегодня еще и жарко просто ужас какой-то.

— Ладно, хватит болтать. До Блазена еще двадцать пять миль, не забывайте.

— И опять в гору?

— Два перевала, вверх-вниз.

— А ты вроде как говорил, до Блазена дорога только под гору?

— Последние десять миль да. Но отсюда до Блазена еще двадцать пять.

— А мы, часом, уже не приехали? Что это за деревушка там, на озере?

— Это не Блазен, да и не рядом вообще. Кончайте, ребята, мы что-то расслабились, это уже опасно.

— Мы что-то наоборот перенапряглись. Умеренность прежде всего… Славное местечко, как оно там на карте, Титизее? Воздух здесь, наверно, просто отличный.

— Да я-то не против… Это вы, ребята, предлагали двинуть к Блазену.

— Да ну его нафиг, этот Блазен! Убогая дыра в какой-то канаве. Наш Титизее в сто раз лучше.

— Да и близко?

— Пять миль.

Все вместе:

— Тормозим в Титизее!

Джордж открыл такое расхождение теории с практикой в первый же день за рулем.

— По-моему, — сообщил Джордж (он ехал на одиночке, мы с Гаррисом на тандеме чуть впереди), — мы договаривались, что в гору поднимаемся на поезде, а с горы спускаемся на велосипеде?

— Ну да, — ответил Гаррис, — в общем так и будет. Только в Шварцвальде поезда ходят не на каждую гору.

— Я как-то об этом догадывался, — пробурчал Джордж, и на минуту воцарилась тишина.

— Кроме того, — заметил Гаррис, очевидно размышлявший об этом, — не все же катиться только под гору, ведь так? Это будет нечестно. Любишь кататься, люби и саночки возить.

Снова опустилась тишина, которую на этот раз нарушил Джордж:

— Только вы оба не надрывайтесь из-за меня.

— В смысле? — не понял Гаррис.

— В том, — пояснил Джордж, — что если в этих горах где-то найдется поезд, не бойтесь оскорбить меня в лучших чувствах. Лично я готов штурмовать эти горы в поезде, пусть даже так будет нечестно. Я со своей совестью как-нибудь разберусь. Я уже целую неделю на ногах с семи, и, понимаю, она мне торчит. Не обращайте на меня внимания, меня как будто бы нет.

Мы пообещали иметь это в виду, и дорога продолжалась в гробовой тишине, пока ее снова не нарушил Джордж:

— Какой, ты говоришь, у тебя велосипед?

Гаррис ответил. (Я забыл, какая конкретная марка у него была, это несущественно.)

— Ты уверен? — не отставал Джордж.

— Разумеется. А что случилось?

— Просто он не похож на то, что было в рекламе. Вот и все.

— В какой рекламе?

— В рекламе этой марки велосипедов, — пояснил Джордж. — Я видел ее на тумбе, на Слоан-стрит, пару дней до отъезда. На велосипеде твоей марки ехал человек с флагом в руке. Ехал и не напрягался, вообще, это и слепому было видно, просто сидел на этой ерунде и наслаждался свежим воздухом. Велосипед катился сам по себе, и просто обалдеть как катился. А на этой твоей ерунде вкалывать приходится мне. Это не велосипед, а ленивая скотина. Если ты ее не пинаешь, она ухом не поведет. Я бы на твоем месте стал жаловаться.

Когда начинаешь об этом думать, редко какой велосипед претворяет рекламу в жизнь. Могу припомнить только одну рекламу, на которой велосипедист занимался бы каким-то делом. Но за ним гнался бык. В ситуациях ординарных задача художника — убедить нерешительного новичка, что велосипедный спорт заключается в сидении на роскошном седле и быстром перемещении в желаемом направлении посредством неосязаемых божественных сил.

Обычно велосипедистом является девушка; здесь начинаешь понимать, что, в преимуществе по-настоящему расслабиться телом и одновременно избавиться от всех душевных тревог, с ездой на велосипеде по пересеченной местности не может сравниться никакой гидростатический матрац. Даже фее, парящей на солнечном облаке, не живется, если судить по рекламе, так беззаботно как велосипедной девушке. Ее велосипедный костюм идеален, для езды в жару. Какая-нибудь старосветская хозяйка, быть может, в столовую ее не пустит, это правда; а набитая предрассудками полиция, возможно, пожелает ее задержать, завернув в рогожу прежде чем отвезти в участок. Но рогожа ей не нужна. В гору и под гору; сквозь пробки, через которые не пробраться и кошке; по дорожным покрытиям, на которых развалится паровой каток, — она летит, воплощение беззаботного очарования, ее прекрасные волосы развеваются на ветру, ее воздушные формы грациозно реют в пространстве, одна ее нога на седле, другая беспечно покоится на передней фаре. Иногда она снисходительно усаживается в седло, ставит ноги на раму, зажигает сигарету и машет над головой китайским фонариком.

Не так часто на велосипеде едет обыкновенный мужчина. Он не такой совершенный акробат, как девушка, но такие базовые трюки, как стояние на седле и размахивание флагами, распитие во время движения пива и бульона он выполнять может и выполняет. Временами, можно предположить, ему приходится как-то нагрузить мозги (сидеть на этом устройстве как истукан, часами напролет, ничем не занимаясь и ни о чем не думая, надо полагать, человеку деятельной натуры надоедает). Так мы видим, как он, привстав у вершины крутой горы на педалях, взывает к Солнцу. А вот адресует окружающим видам эклогу.

Иногда на рекламе изображается пара. Вот тогда понимаешь, насколько современный велосипед более приспособлен для флирта, чем отжившая система салонов или садовых калиток. Он и она садятся в седло (осмотрительно убедившись, что велосипеды правильной марки), и все. Думать больше не нужно, ведь ты попадаешь в Мир Волшебства. По тенистым аллеям, сквозь городскую толпу в рыночный день радостно катит «Лучшая в Британии модель с нижней консолью от Бермондси», или ««Эврика» с цельнолитой рамой от Камберуэлл». Не надо давить на педали, не надо куда-то рулить. Только не вмешивайтесь, и только скажите им, во сколько вам нужно быть дома, это все что им надо. Пока Эдвин, свесившись из седла, будет шептать старую милую чепуху на ухо Анжелине; пока Анжелина, чтобы скрыть румянец смущения, будет отворачиваться назад к горизонту, сказочные велосипеды будут следовать заданным курсом.

Для них всегда светит солнце, и дорога для них всегда без слякоти. И не догоняет тебя ни суровый папаша, ни суется сбоку вздорная тетка, ни подглядывает из-за угла это исчадие ада (младший брат), никогда, ничего. О! Почему, почему нельзя было взять напрокат «Лучшую в Британии модель с нижней консолью» или ««Эврику» с цельнолитой рамой» во времена нашей юности?

А вот «Лучшая в Британии модель с нижней консолью», или ««Эврика» с цельнолитой рамой» стоит, прислонившись к воротам. Должно быть, она устала. Она трудилась в поте лица с обеда до вечера, транспортируя наших молодых людей. Они, по доброте душевной, спешились, дабы машина могла отдохнуть. Теперь они сидят на траве в тени изящных ветвей. Трава густа и суха. У ног их струится поток. Вокруг мир и покой.