Джером Джером - Трое за границей

«Трое за границей» незаслуженно критиковали как слабое приложение к «Трем в лодке». «Велосипедисты», возможно, не достигают такой высоты — но написаны с той же яркостью и энергией. Коронные эпизоды (напр. Джордж в обувной лавке, Гаррис и его потерявшаяся жена, Гаррис и шланг, охота на пса в ресторане и т. д.) так же отточены и смешны (а кто-то скажет — смешнее), как и все подобное в первой повести. Хотя путешествие по Германии не создает такого каркаса для дискурсивного изложения как лодочная прогулка по Темзе, качеству (и популярности) книги это не повредило.

В первой книге Джером может отвлекаться от путешествия трех друзей сколько угодно, обращаться за «коронными» эпизодами куда угодно — происходят они на реке или в других местах, случились недавно или уже давно (напр. доставка сыра из Ливерпуля, посещение Хэмптон-Кортского лабиринта). Река объединяет все такие фрагменты и сохраняет нужную целость повествования. В «велосипедистах» Джерому приходится играть по другим правилам.

Книга вышла в 1900 году — время, когда начала угасать викторианская «велосипедная мания», возникшая с распространением двухколесных «безопасных велосипедов». Велосипеды только что стали таким же привычным предметом в жизни, каким мы их видим сегодня. Несмотря на минувший век, многие замечания Джерома по поводу велосипедов и велосипедных изобретений по-прежнему смешны и актуальны.

Такого, однако, нельзя сказать о наблюдениях Джерома насчет германского характера и стереотипа; и то и другое изменилось так же, как изменился и англичанин со времен викторианской эпохи. Комические стереотипы Джерома в отношении Германии и немецкого характера объективно устарели вместе с «кайзеровской Германией», и тем более интересны с социально-исторической точки зрения.

Таким наблюдениям, за характером немца в общем и в частности, Джером (к самодовольству читателя-англичанина) уделяет много места. Его замечания ироничны и проникнуты немалой симпатией (стоит отметить, что школа имперской Германии, со всей свойственной серьезностью, на многие годы приняла книгу для хрестоматийного чтения). Удивляет прорицания Джерома в отношении социальных потрясений, которые начали происходить в стране вскоре после выхода книги.

За всем этим, однако, не стоит терять из виду Поездку, raison d’être самой книги. Книга, и в частности само путешествие, по-своему замечательна и считается «почти таким же» шедевром, как «Трое в лодке».

© Джером К. Джером, 1900

© Север Г. М., перевод с англ., 2006

— Нам нужно, — сказал Гаррис, — сменить обстановку.

В это мгновение открылась дверь, и миссис Гаррис просунула голову, чтобы сообщить, что Этельберта послала ее напомнить мне, что домой нам задерживаться нельзя, из-за Кларенса.

Этельберта, как мне кажется, нервничает насчет детей больше нужного. На самом деле, ничего такого с ребенком не произошло, совершенно. Сегодня утром он ходил гулять с тетушкой, а та, только он бросит задумчивый взгляд на витрину кондитера, заводит его внутрь, где пичкает пирожными с кремом и «фрейлинками» — до тех пор, пока он не начнет утверждать что наелся, и вежливо но твердо откажется съесть «ну еще хоть немножко». После этого, разумеется, за завтраком он съедает только одну порцию пудинга. А Этельберта решает, что ребенок при смерти.

Миссис Гаррис добавила, что нам тоже нужно будет пойти наверх, а то мы пропустим как мисс Мюриэль читает «Безумное чаепитие», из «Алисы в стране чудес». Мюриэль — второе чадо Гарриса; ей восемь, способная и умница, только по-моему лучше, когда она читает серьезные вещи. Мы сказали, что сейчас докурим сигареты и тотчас придем, и пусть Мюриэль до нашего прихода не начинает. Миссис Гаррис пообещала, что попробует придержать ребенка (насколько это возможно), и Гаррис, когда дверь закрылась, возобновил свою речь.

— В общем, понятно, — сказал он. — Переменить обстановку вообще.

Вопрос был в том, как это сделать. Джордж предложил уехать «по делу». Больше ничего Джордж предложить, конечно, не мог. Холостяк думает, что замужняя женщина даже не сообразит как перейти дорогу перед паровым катком. Однажды я знал юного типа, инженера, который тоже собирался поехать в Вену «по делу». Его жена захотела узнать, по «какому» такому «делу». Он сказал ей, что ему необходимо осмотреть рудники в окрестностях австрийской столицы и написать о них отчет. Она сказала, что поедет с ним (она была из таких). Он пытался ее отговорить. Он заверял, что на рудниках прелестным молодым женщинам делать нечего. Она сказала, что догадывается об этом сама. (Поэтому она не собирается спускаться с ним в шахты; утром она туда будет его провожать, а потом, до его возвращения, будет коротать досуг, прогуливаясь по венским магазинам и делая, быть может, какие покупки.) Затеяв эту катавасию, деваться ему уже было некуда. В продолжение десяти долгих летних дней он посещал рудники в окрестностях Вены, и каждый вечер составлял отчет, которые супруга собственноручно отправляла в контору, где они были никому не нужны.

Я буду расстроен, если окажется, что Этельберта и миссис Гаррис принадлежат к такой вот разновидности жен. Но «делом» лучше все-таки не злоупотреблять. Его следует приберечь действительно на черный день.

— Нет, — сказал я. — Нужно быть искренним и мужественным. Я скажу Этельберте, что пришел к заключению, что человеку никогда не оценить счастья, пока оно преследует его неотступно. Я скажу, что для того, чтобы научиться ценить это счастье… Так, как ценить его следует… Я намереваюсь разлучиться себя с ней и с детьми как минимум на три недели. Я скажу ей, — продолжил я, обернувшись к Гаррису, — что это ты указал мне на мой в этом долг, что это тебе мы обязаны такой…

Гаррис опустил стакан едва не поперхнувшись.