Георгий Чиж - К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ.

Дальний вояж транспорта «Байкал» под командой капи­тан-лейтенанта Невельского проходил как по писаному, и Невельской бросил якорь в Петропавловске в начале мая 1849 года. К 29 мая закончил разгрузку и сдачу товара, произвел осмотр судна и нужные починки и получил зака­занную алеутскую байдарку, а 30-го на рассвете уже разбу­дил безмятежную сонную тишину бухты поросячьим визгом шпиля и деловитым звоном якорных цепей. Серьезность и со­средоточенность еще накануне с вечера избороздили лоб и лицо Невельского морщинами и так и застыли. Сосредото­ченными, впрочем, стали все. Ночью тревожно дремали: кам­нем на сердце легла забота: неотвязно тяготила дума о со­знательном и обдуманном нарушении дисциплины и воин­ского долга.

– Дорогие друзья мои! Да, вы для меня отнюдь не «гос­пода офицеры», и обращаюсь я к вам не как командир ко­рабля, а как старший товарищ и друг, – так обратился вечером Невельской к офицерам. – Вам предстоит сделать трудный, быть может, труднейший в жизни выбор, который для себя самого я сделал много лет тому назад. Я должен осуществить во что бы то ни стало вам известную идею. Для меня поэтому дело проще: я сам стремился к ныне пред­принятым действиям и считаю, что нравственное право на них я получил давно. Ваше положение другое – вы неволь­ные жертвы моих, быть может, необоснованных и фантастических замыслов... Законного разрешения на то, что мы соби­раемся делать, у нас нет. Та инструкция, которую оставил здесь для меня генерал-губернатор, является пока только неутвержденным проектом – мы идем к берегам Амура самочинно, против прямого запрещения государя. Правда, как я думаю, государь введен в заблуждение министром. Я не только не могу сулить вам славы и отличий, но честно должен предупредить о грозящем, быть может, разжалова­нии и арестантской куртке. В моем сердце поэтому не най­дется ни тени осуждения тех из вас, для которых мои даль­нейшие шаги неприемлемы, и я по-прежнему сохраню к ним чувство уважения и теплой дружбы, спаявшей нас во время счастливого доселе плавания. Я распорядился так: для желающих списаться с корабля до самого выхода «Байкала» из Авачинской губы в море будет приготовлена шлюпка с гребцами. Никаких объяснений для оставления корабля не нужно. В случае надобности ответственность за все пред­стоящее я принимаю на одного себя.

Разошлись молча и так же молча приступили к работе: не перекорялись, как бывало, друг с другом закадычные приятели, мичманы Гейсмар и Гроте, и не подшучивал над бесшабашным близоруким юнкером князем Ухтомским весе­лый подпоручик корпуса штурманов Попов.

– Аврал! – коротко приказал, выходя на шканцы, Не­вельской.

Здесь в присутствии всех офицеров и команды громким бодрым голосом он официально произнес другое:

– Господа офицеры и матросы! На нашу долю выпало исполнение важного для государства дела. Я надеюсь, что каждый из вас честно и благородно исполнит при этом долг свой перед отечеством! Экспедиция наша является секретной, и поэтому все, что вам придется совершать по моему прика­занию, должно оставаться в тайне. По прибытии на место наших действий вам будет дана мною подробная инструк­ция...

– Ваше благородие, – приставал к вахтенному лейте­нанту Казакевичу боцман, – шлюпку не прикажете ли под­нять? Заливает.

– Не зальет! – отмахивался Казакевич.

И пустая шлюпка с положенными на дно веслами продол­жала рыскать из стороны в сторону, сиротливо болтаясь за окрыленными парусами и лавирующим к выходу из бухты транспортом... Шлюпка не понадобилась.

Противные ветры перемежались со штилями. Штили со­провождались непроницаемыми молочными туманами. «Бай­кал» полз как черепаха и подолгу дрейфовал, с тем чтобы снова, как слепец с клюкой, ощупывая беспрестанно дно и лавируя, брести вдоль Курильской гряды островов. Нужен был хоть один ясный день или хоть час, чтобы через первый попавшийся пролив пробраться в Охотское море. Счастье улыбнулось только 7 июня: ласковое солнце осветило четвер­тый Курильский пролив, помогло ориентироваться и взять курс прямо на то место, где Крузенштерн почти полстолетия назад встретил напугавший его «сулой», принятый им за бар реки Амур, и отошел подальше от берегов.

Счастье продолжалось недолго: опять опустилась всем надоевшая тяжелая завеса туманов, как бы пытавшихся еще раз скрыть от пытливых и настойчивых русских людей тайну Амура. Тихо, крадучись, с повязкой тумана на глазах осторожный «Байкал» подползал к вожделенной, но гостеприимной точке северной конечности Сахалина. Упорство командира было вознаграждено только 11 июня: ясный, безоблач­ный день помог, наконец, точно определиться. А к вечеру опять заволокло.

Мрачная туманная ночь, непрерывное бросание лота, про­тивный порывистый ветер и ход не более двух-трех узлов вконец изнурили несдававшихся моряков. И вдруг в полной тьме, при изменившемся направлении ветра, все ясно услы­шали зловещее шипение и всплески невидимого буруна – пришлось снова отойти в море и с волнением ждать рассвета, держа наготове оба якоря.

Выглянувшее из морских глубин, не отоспавшееся за ночь подслеповатое кривое солнце осветило лениво уплывавший к югу туман. Отойдя от корабля миль на пять, туман так же лениво стал скатываться в темно-серые свертки и пополз куда-то кверху, открывая за собой неведомую землю.

Берег Сахалина оказался на двадцать миль ближе, чем на карте Крузенштерна: карта не верна!

– Ветер – с берега!

Это заставило тотчас же удвоить осторожность.

Перед лавирующим «Байкалом» – унылая и неясная линия берега пустынной низменной равнины с двумя высо­кими горными хребтами по бокам. Они тянутся с севера на юг и пропадают вдали. До берега еще далеко, около двух миль, и глубина под «Байкалом» очень большая, но с салин­га хорошо видны протянувшиеся от самого берега много­численные кошки. За ними и за песчаной полосой отсве­чивает необозримое пространство воды. Сверились с кар­той – на ней показан сплошной скалистый берег. Надо обследовать.

– Из бухты вон! Шлюпку на воду! За ней – байдарка!

– Алеуты сюда!

Кто первым высадится на северный берег Сахалина? Счастье выпадает на долю мичмана Гроте и подпоручика Попова, остальные что-то недовольно бурчат под нос – не повезло – и, вооружившись подзорными трубами, не спу­скают глаз с отваливших счастливчиков.

«Байкал» ни минуты не застаивается на месте и, сняв­шись с якоря, идет вдоль берега. Шлюпка заходит в каждую береговую складку, она ищет пролива к видному с салинга за береговой полосой озеру. Гроте вооружен инструментами.

Так началась самовольная опись Сахалина капитан-лей­тенантом Невельским.