Георгий Чиж - К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ.

Открытый взгляд Геннадия Ивановича располагал к себе, а прошлая его служба внушала к нему доверие. Муравьев же никогда не упускал случая мысленно прикинуть, нельзя ли приспособить понравившегося человека, как исполнителя, к какому-нибудь особо нужному делу. Он сразу заинтересовался Невельским.

– Скажите, если не секрет, что заставило вас отказаться от блестящей карьеры у великого князя и ринуться в опас­ную неизвестность на восток?

Геннадий Иванович чуть не вскрикнул от радости: задан­ный вопрос давал ему возможность сразу приступить к сво­ему давно вынашиваемому проекту. Он рассказал горячо и толково о лелеемой мечте и о своих надеждах осуществить, наконец, ее. Тут, в свою очередь, заволновался Муравьев. Ему судьба Амура тоже казалась важной. Но, скрывая свои чувства, он почти холодно спросил:

– Вы подобрали уже команду для вашего транспорта?

– Да, ваше превосходительство, мне повезло: попались, как на подбор, прекрасные, молодые, полные сил и желания служить, хорошо подготовленные, энергичные офицеры.

– Я вашему плану вполне сочувствую, – сказал Му­равьев, – но, ознакомившись с материалами об имевших уже место попытках, не вполне верю в возможность его осуществления. Прежде всего скажите, что следует признать не­сомненно доказанным в интересующем обоих нас деле?

– Только немногие факты, ваше превосходительство, но отнюдь не выводы! – с жаром воскликнул Невельской. – Например, оставим Лаперуза и Бротона, поскольку они, продвигаясь с юга, до устья Амура не дошли и его не видали, а основывались только на словах туземцев, языка которых не знали. Остается Крузенштерн. Он шел с севера и добрался до расположенных друг против друга мысов Головачева – со стороны Сахалина и Ромберга – со стороны материка. Устье должно было находиться со стороны мыса Ромберга, но Ромберг также до него не добрался... А если принять во внимание, что этот офицер был известен своей службой «спу­стя рукава», то какова цена его показанию, будто он не мог пройти к устью? Может быть, не мог, а может быть, и не захотел... На все исследование, ваше превосходительство, за­трачено было около восьми часов! Во всяком случае, до тех пор, пока вся полоса предполагаемого Сахалинского пере­шейка не будет пройдена, все равно как – по суше или по воде, – ни о том, остров ли Сахалин, или полуостров, ни о том, что представляет собой устье Амура и где именно оно находится, ничего достоверно утверждать нельзя. Вопрос требует глубокого исследования, может быть, кропотливого, опасного, но сделать его надо, и я, повторяю, готов за, это взяться.

– Прекрасно, очень хорошо, но как? Одного моего со­чувствия здесь недостаточно, не правда ли?

– Да, – засмеялся Невельской, – требуется по крайней мере еще и распоряжение. Его может дать озабоченный необходимостью иметь незамерзающий порт генерал-губер­натор Сибири! Он может поручить находящемуся в его рас­поряжении «Байкалу» тщательно обшарить все береговые извилины к югу до самого устья Амура. А может, и юж­нее? – он вопросительно посмотрел на сосредоточенно сосу­щего трубку Муравьева.

– Вы, кажется, забыли, голубчик, – Муравьев вынул изо рта докуренную трубку, – что вы со своим «Байкалом» в мыслях уже действуете, таким образом, не в наших пре­делах. Чужие границы... Во всяком случае, ваше ходатайство о поручении вам исследования дальнейшего прохода от мы­сов Ромберга и Головачева к югу я буду поддерживать. Об этом доложите при свидании со светлейшим князем, а в слу­чае крайней необходимости можете еще обратиться от моего имени и к министру внутренних дел Перовскому.

Невельской так и поступил, но со стороны Меньшикова наткнулся на решительный отказ от попытки возбудить воп­рос об экспедиции как потому, что нельзя было бы обойтись без участия министра иностранных дел, который не захочет пойти против самого себя и откажет в представлении вопроса государю, так и потому, что у Невельского фактически не будет времени заняться экспедицией: «Байкал» сможет прийти в Петропавловск не ранее глубокой осени, то есть к самому концу навигации.

Огорченный, но все же не совсем обескураженный ответом Меньшикова, Геннадий Иванович решил прежде всего устранить всплывшее вдруг действительно серьезное препятствие – слишком позднее прибытие «Байкала» в Петропав­ловск – и ускорить свой выход в море. Откровенная беседа его с наблюдавшим за постройкой транспорта на самой верфи лейтенантом Казакевичем, которого Невельскому при­шлось посвятить в замысел, выяснила, что ускорение по­стройки на месяц и даже на два вполне возможно.

Пришлось пойти на некоторую хитрость. Пользуясь тем, что Меньшиков числился также финляндским генерал-губер­натором, Невельской однажды затеял с Бергстремом раз­говор о том, что его светлость очень недоволен кораблестрои­тельной компанией, так как она с него содрала за постройку транспорта втридорога да еще растягивает строительство, вследствие чего транспорт рискует не добраться до места даже к концу навигации 1849 года. Таким образом можно потерять еще один год и оставить население восточного побе­режья без припасов. Его светлость поэтому был бы чрезвы­чайно рад и благодарен, если б фирма ускорила постройку, тем более что возможности есть. Бергстрем согласился вме­сто сентября спустить транспорт на воду весной.

Полный надежд Невельской неутомимо носился по канце­ляриям министерств и адмиралтейства, из Петербурга в Гель­сингфорс, оттуда в Кронштадт, обратно в Петербург и успевал еще рыться в библиотеках и архивах, продолжая при­лежно изучать вопрос о границах России с Китаем. Книжные раскопки давали хорошие результаты, по его мнению, речь должна была идти не об овладении Амуром и Сахалином, а о восстановлении забытых, но всегда существовавших прав России на них, добытых открытиями, людскими заселениями и кровью предков. Кое-что возмущало и огорчало: так, он сравнивал государственные границы, обозначенные на карте времен царя Алексея Михайловича, с более поздними и не мог понять, когда и почему границы были перемещены не в пользу России. Случайно попавшая в руки Невельского английская карта разъяснила вопрос: новые, вымышленные границы попали в русские карты именно оттуда. Но каким путем? На карте, составленной при царе Алексее Михай­ловиче, наша граница на востоке включала Охотское море с устьем Амура, на юго-востоке – реку Амур до Сунгари, на юге она шла от устья Сунгари вверх по Амуру. В состав владения входили туземные племена гиляков, наткисов, голь­дов, дучер, дауров, тунгусов, бурят... «Как же смеет этот гол­ландский выходец-троеверец, к великому несчастью Рос­сии, министр, за полстолетие не научившийся русскому язы­ку, швыряться целыми российскими областями?» – думал Невельской о канцлере Нессельроде, заправлявшем в эти годы всей внешней политикой России.