Игорь Латышев - Япония, японцы и японоведы

Спустя дня два после этой беседы с Хориэ состоялась моя встреча с господином Миурой, который вспомнил тот ужин в японском ресторане, на котором вместе с послом Полянским и Афанасьевым присутствовал и я в качестве собственного корреспондента "Правды". Видимо, это воспоминание послужило и для Миуры одним из подтверждений домыслов о том, что за моим приездом в Японию скрывалось некое тайное задание Международного отдела ЦК КПСС. Что же это за задание? Зачем этот Латышев хочет встретиться с ведущими японскими политиками? О чем хочет с ними говорить? Эти вопросы заинтересовали, по-видимому, и самого Миуру, а ответ на эти вопросы он мог получить в том случае, если он сам или его доверенные лица будут присутствовать на моих беседах с теми, кто меня интересовал. И Миура, обладавший, как я уже писал об этом в предыдущей главе, реальным влиянием на политических лидеров Японии, пошел навстречу моей просьбе.

Вскоре профессор Хориэ от имени Миуры сообщил мне о том, что встретиться со мной изъявили готовность тогдашний министр торговли и промышленности Абэ Синтаро, министр без портфеля Накасонэ Ясухиро (ставший через несколько месяцев премьер-министром), бывший премьер-министр Танака Какуэй, глава одной из парламентских фракций правящей партии Такэсита Нобору, председатель политического комитета той же партии Танака Рокосукэ, а также влиятельный лидер крайне правой фракции либерал-демократов Накагава Итиро. С таким набором влиятельных консервативных политических деятелей Японии, насколько мне известно, не приходилось встречаться на протяжении двух-трех недель ни одному из наших японоведов-политологов, а может быть, и ни одному из дипломатов.

Да и та обстановка, в которой проходили мои встречи с названными лицами, была иной, чем при даче ими интервью иностранным корреспондентам. С Абэ и Накасонэ мы, то есть я и Миура, встречались с одним за ужином, а с другим за обедом в тех закрытых для посторонних ресторанах-"матиай", в которых японские консервативные политики крупного калибра ведут обычно доверительные беседы друг с другом, с финансовыми дельцами и прочими нужными им лицами. Внутренняя планировка этих ресторанчиков такова, что их посетители не должны сталкиваться друг с другом в прихожих и коридорах, не должны знать, какие другие посетители находятся там, кроме них, а владельцам "матиай" и их прислуге не положено ни при каких обстоятельствах сообщать кому-либо, кого они обслуживают и тем более о чем говорят их постоянные гости друг с другом или с кем-либо еще. Внешний вид этих ресторанов, расположенных в квартале Акасака, находящемся неподалеку от парламента и правительственных учреждений, ничем не примечателен, скорее даже неказист, но именно там предпочитают политические боссы Японии беседовать с теми гостями, встречи с которыми им не хотелось бы предавать огласке.

В застольных беседах прошли и мои встречи с Такэситой Нобору, с Танакой Рокусукэ и с Накагавой Итиро. С Такэситой я обедал, правда, не в "матиай", а в небольшом кабинете европейского ресторана гостиницы "Хилтон", расположенной неподалеку от парламента. Только Танака Какуэй принял меня в своем офисе, находящемся в одном из центральных кварталом Токио, где-то в районе Ёцуя. Но и с ним беседа велась в отдельной комнате без посторонних лиц, лишь в присутствии сопровождавшего меня господина Курода Нобуки доверенного лица Миуры.

Разговоры с моими собеседниками я начинал, обычно, вопросом о том, как им видятся отношения Японии с Советским Союзом и что ждут они от этих отношений. Естественно, что все они очень быстро соскальзывали в своих ответах на проблемы, связанные с территориальными притязаниями Японии к нашей стране. Я старался поддерживать разговор на эту тему и по возможности вызывать моих собеседников на откровения. Такое было возможно, т. к. я не был официальным лицом и демонстративно избегал вести в их присутствии записи (потом, по возвращении в гостиницу, я восстанавливал по памяти содержание наших бесед, и прежде всего то, что говорилось японской стороной о территориальном споре двух стран). Но в то же время я не давал ни одному из них малейших намеков на возможность каких-либо перемен во взглядах советской общественности, настроенной в поддержку твердой и жесткой позиции советского правительства в данном споре. В беседах с названными выше политиками меня сопровождали либо сам Миура, либо его помощник Курода Нобуки, прекрасно знавший русский язык, долгое время живший и учившийся в Советском Союзе и отвечавший в компании "Тэрэби Асахи" за связи этой компании с советскими учреждениями, имевшими отношение к вопросам телевещания.

Здесь нет смысла пересказывать содержание каждой из моих бесед с упомянутыми выше политическими деятелями Японии. Все они принадлежали к консервативному политическому лагерю, а поэтому в какой-то степени обнаруживали более или менее одинаковый, а точнее шаблонный подход к общим проблемам японо-советских отношений, включая территориальный спор двух стран. Но нюансы все-таки были. Так, к примеру, Накасонэ Ясухиро, нацеливавшийся в то время на пост премьер-министра, стремился избегать четкого определения своих позиций в территориальном споре. Изъясняясь туманными фразами, он проводил мысль, что время для принятия конкретных решений по этому спору еще не пришло и, как он выразился, "ветры пока дуют не в ту сторону". Но ни единым словом он не обмолвился о возможности отказа Японии от своих территориальных требований. Гибче высказывался на эту тему Танака Рокусукэ, заявивший о возможности поэтапного решения территориального спора двух стран на основе безотлагательной передачи Японии островов Хабомаи и Шикотана и продолжения переговоров о сроках передачи двух других островов, Кунашира и Итурупа. Что касается Такэситы Нобору, то он не проявил желания касаться территориальных притязаний Японии к нашей стране и большую часть застольной беседы посвятил разговору о системе школьного и высшего образования в Советском Союзе, в котором, как он открыто заявил, ему хотелось бы побывать, но не в качестве простого туриста, а по официальному приглашению советского правительства.

Более смел в своих суждениях оказался Абэ Синтаро. В беседе с ним выявилась его готовность обсуждать какие-то новые, нешаблонные формулы подхода к заключению того мирного договора, который государственные деятели обоих стран неоднократно намеревались заключить, но так и не смогли это сделать из-за разногласий в отношении японских территориальных домогательств. В частности, Абэ допускал такую возможность: заключается мирный договор, содержащий пункт о том, что обе страны продолжат переговоры о "демаркации пограничной линии между двумя странами". При этом каждая из сторон будет толковать этот пункт по-своему: японские государственные деятели будут разъяснять общественности, что под "демаркацией" они имеют в виду изменение сложившихся границ в соответствии с их территориальными притязаниями, а Советский Союз будет подходить к тому же слову "демаркация" иначе, утверждая, что речь идет лишь об уточнении пограничной линии - и не более. Но такой вариант при всех своих недостатках означал бы все-таки определенное продвижение вперед, снижал бы накал страстей, связанных с территориальным спором двух стран.