Игорь Латышев - Япония, японцы и японоведы

Однако творческое сотрудничество отдела Японии ИНА АН СССР с японоведами упомянутых выше и других научных центров практически отсутствовало. Объяснялось это не столько дефектами в организационной структуре академических учреждений, слабо связанных друг с другом на уровне отделов и секторов, сколько особенностями характера заведующей отделом Японии М. И. Лукьяновой, не умевшей установить дружественные контакты на личной основе с теми академическими учреждениями, где работало довольно большое число специалистов по Японии, включая экономистов, политологов и международников.

Тем не менее в работе японоведов Института востоковедения наблюдались некоторые положительные сдвиги. Быстрое развитие экономических, культурных, научных, общественных и прочих связей Советского Союза с Японией, в которых стали участвовать различные учреждения нашей страны, открыло японоведам института новые возможности для познания японской действительности. Так, в частности, некоторые японоведы стали выезжать в Японию либо в краткосрочные научные командировки, сроком на несколько недель, либо в качестве переводчиков и консультантов в составе различных делегаций советской общественности. В конце 50-х - начале 60-х годов кратковременные поездки в Японию совершили П. П. Топеха, В. А. Власов, С. Б. Маркарьян, Н. И. Чегодарь, Л. Д. Гришелева, Т. П. Григорьева и некоторые другие японоведы, главным образом из числа тех сотрудников института, которые занимались проблемами современности. Их поездки в Японию помогли им лучше ориентироваться в вопросах современной жизни японского общества и успешно преодолевать догматические взгляды на изучавшиеся ими проблемы.

Приступая к работе в институте, я видел свою главную задачу в написании монографии, посвященной вопросам внутренней политической жизни Японии. Именно эти вопросы интересовали меня более всего, и именно по этим вопросам было привезено мною в Москву из Японии наибольшее число книг, журналов и газетных вырезок. Такая монография должна была, по моим первоначальным расчетам, быть написана в течение двух - трех лет, с тем чтобы стать одновременно докторской диссертацией.

Будучи в Японии в качестве журналиста и переключаясь ежедневно с одной темы на другую по долгу своих корреспондентских обязанностей, я не имел времени для того, чтобы сосредоточиться на какой-либо одной теме. Поэтому там я ограничивался лишь сбором литературы по целому ряду вопросов, связанных с внутриполитической жизнью Японии, предполагая "переварить" все собранное по возвращении в Москву. С таким намерением я и согласовал программу своей работы в институте с заведующей отделом Японии М. И. Лукьяновой, под началом которой я вновь оказался на первых порах.

Но в отличие от периода пяти-шестилетней давности мои отношения с Лукьяновой складывались уже иначе. Теперь я вернулся в институт как специалист с длительным стажем пребывания в изучаемой стране (в которой сама Лукьянова никогда не бывала), как автор большого числа статей и заметок об этой стране, опубликованных в наиболее влиятельной газете страны - в печатном органе ЦК КПСС, как человек, пользовавшийся доверием и в редакции "Правды", и в международном отделе ЦК КПСС. Поэтому Лукьянова, хорошо ориентировавшаяся в том, "кто есть кто", сочла за лучшее не вступать ни в какие споры и конфликты со мной и соглашалась без возражений со всеми моими предложениями по поводу моей дальнейшей работы. Иначе говоря, я получил с тех пор карт-бланш в выборе как темы, так и сроков своей научной работы, и это меня вполне устраивало. Свою задачу я видел в скорейшем освоении материалов, привезенных мной из Японии. Что же касается темы, то она была мне ясна: все аспекты государственного устройства и политической жизни Японии нашего времени.

Соскучившись по академической научной работе, я после месячного отдыха в Крыму приступил к работе, и работа пошла быстро, ибо под рукой у меня были именно те материалы, которые требовались.

Сначала я предполагал, что моя монография будет охватывать как проблемы, касающиеся государственной структуры Японии, так и вопросы, связанные с практикой работы государственных учреждений и с политической жизнью японского общества. По моему первоначальному замыслу заголовок монографии должен был быть примерно таким: "Государственный строй и политическая жизнь Японии". Но на практике так не получилось. Только поначалу я вроде бы уложился по объему в намеченную мной схему рукописи. Это была глава "Роль религии в политической жизни Японии", которую я сразу же поместил в сборник статей, подготовленный сотрудниками японского отдела. Однако последующие главы из-за обилия материалов стали значительно превышать задуманный по началу объем, и в конечном счете план и структуру предполагаемой рукописи пришлось менять. В результате раздел рукописи, посвященный правящей либерально-демократической партии Японии, стал превращаться в самостоятельную монографию. В ходе написания этой монографии многие факты быстро устаревали и возникала необходимость в новых книгах, издававшихся на эту тему в Японии и США, и в более свежих журналах и газетах. К счастью, в то время мне довелось ежегодно ездить в Японию, что позволило мне пополнять свою библиотеку свежими публикациями. Помогали мне и сотрудники досье редакции "Правды", получавшие по подписке авиапочтой комплекты нескольких японских центральных газет и отдававшие их мне за отсутствием в редакции специалистов по Японии. Но погрузиться целиком в авторскую работу над названной монографией мне в те годы не удалось. Большой помехой моим благим намерениям стал целый ряд других дел, навалившихся на меня уже в первые месяцы после возвращения в стены института.

Партийная работа

Осенью 1962 года в институте как обычно состоялось проводившееся раз в год общее перевыборное партийное собрание. Для коллектива научных сотрудников института это было важное мероприятие хотя бы потому, что большинство из них были членами КПСС (парторганизация института насчитывала тогда около 400 человек).

Так уж повелось с довоенных времен, что в гуманитарных учреждениях Академии наук СССР преобладающее место в научных процессах и на высших ступенях академической иерархии стали занимать члены партии. Да иначе и быть не могло в условиях безраздельного политического господства одной партии - КПСС. На практике, как правило, при приеме на работу в гуманитарные академические учреждения, а также при назначении на должность коммунистам отдавалось скрытое предпочтение подчас даже тогда, когда они уступали в таланте и знаниях другим лицам. Стремление людей к вступлению в партию нельзя было сводить лишь к карьерным помыслам. Многие научные работники гуманитарных академических учреждений, воспитанные в большинстве своем в духе марксистской идеологии, стремились вступать в партию и потому, что считали политику КПСС вполне отвечавшей интересам нашей страны и ее населения. Я не могу согласиться с попытками некоторых нынешних комментаторов из числа завзятых "демократов" изображать дело так, будто членами КПСС и сотрудниками гуманитарных академических учреждений становились только беспринципные пролазы, скрывавшие под личиной сторонников марксизма-ленинизма лишь собственные своекорыстные помыслы.