Антон Кротов - Страна А., или Автостопом по Афганистану

грузовик украшает арабская надпись. Некоторые я успеваю прочитать на ходу. Они не очень разнообразны: «Субханалла» ("слава Богу"), «Машалла» ("на всё воля Божья") и подобные им. Такие же надписи украшают редкие здесь автоматические АЗС, например: "На всё воля Божья, бензин", или: "Слава Богу, дизель"!

Зоопарк на колёсах

Автобус, в который нас посадили, с виду казался совершенно обыкновенным автобусом, не предвещавшим никаких чудес. Правда, на лобовом стекле его висела табличка «IOM» (International Organisation for Migration), а задние сиденья были сняты, и на резине, устилавшей пол автобуса, было напечатано по-русски: ОБЩЕГО НАЗНАЧЕНИЯ… но мы и не догадывались, что за миграции и какое общее назначение у этого автобуса…

Первые несколько часов ехали нормально, делая километров по двадцать в час, — это давало надежду, что под утро будем в Кандагаре. Время от времени подбирали и высаживали местных пассажиров. Это были, вероятно, кочевники. Чернобородые молчаливые мужчины и загорелые женщины с открытыми лицами. Неопределённого возраста, с длинными чёрными косами. На женщинах болтались дети и металлические блестящие украшения. Садились и выходили они посреди пустыни. Откуда приходили и куда уходили — неясно. Ни реки, ни домов, ни деревца, одни голые камни. Вот какого-то деда, жителя пустыни, взяли в одном месте, высадили в другом, совершенно пустом.

— Это, наверное, те самые святые люди, о которых нам говорили вчера, — заметил Книжник. — Видишь, без воды, без еды, безо всего живут в пустыне!

Уже во второй половине дня наш автобус застопили очередные пассажиры, на этот раз не святые, а обычные: рядом была деревня. Бородатый эксцентричный пассажир начал громко спорить с водителем, что-то выяснял, ругался, нервничал. Вероятно, разговор шёл о плате за проезд. Стоит ли так торговаться из-за каких-то копеек? Водитель делал вид, что ни за что не повезёт, но всё же не уезжал — вероятно, был смысл торговаться. Наконец, согласились. Но пассажир и его друзья не сели в автобус. Произошло иное: водитель и его помощник стали перекладывать свои и наши вещи из задней части автобуса в переднюю, а странный пассажир уже гнал из деревни целое стадо овец, голов двадцать пять.

Салон посередине перегородили шиной от колеса, открыли заднюю дверь и, одну за другой, блеющих овец стали закидывать в автобус!

Удивлённый, я ходил вокруг автобуса с фотоаппаратом и снимал процесс погрузки овец. Но это было ещё не всё! Из деревни уже тащили осла, который, понимая, какая участь его ждёт, ворчал и сопротивлялся. Объединёнными усилиями пастухов, водителя и парня-помощника — осла удалось таки запихнуть в автобус. Пастухи сели на передние сиденья, и мы тронулись.

Но проехали лишь небольшое расстояние. В следующей деревне остановились, пастухи побежали куда-то и вернулись с ещё одним стадом! Ещё двадцать овец в дополнение к предыдущим, блеяли, пытались сбежать, но всё же были запихнуты в дополнение к предыдущим! Вот он, автобус для мигрантов общего назначения!

Наконец-то всё? Но нет! Водитель и его помощник открывают багажные люки под автобусом! Из деревни ведут пять испуганных, мычащих коров и заталкивают их в багажник! Коровы в сложенном состоянии, подогнув ноги, заполнили весь объём, люки были захлопнуты и мы, наконец, тронулись.

Пятьдесят овец, один осёл, пять коров, два российских автостопщика, водитель, его помощник и несколько пастухов, пропахших зверьём — в таком составе мы тряслись по вечереющим разбитым дорогам афганской провинции Заболь. Пастух — тот, который торговался, — подмигивал нам и пел бесконечные песни на своём родном языке пушту, начинающиеся со слов "Талибан, талибан…" Вот их вольный перевод:

Талибан, Талибан, ты моя любовь!

Сколько лет я тебя не увижу вновь?

А пока, а пока, чтоб не голодать,

Я овец на базар отвезу продать!

И коров, и овец, нету им числа!

А ещё я везу в Кандагар осла!

Как же мне распродать всех животных сих?

Я про это сейчас сочиняю стих…

Талибан, талибан…

Зоопарк на колёсах двигался до темноты, продолжая попутно подбирать и высаживать мелких промежуточных пассажиров. Наконец, в посёлке, предположительно именуемом Калат, автобус остановился на ночёвку. Ночью ехать было нельзя — во всём Южном Афгане водители опасаются разбойников. При этом разбойники ведут, если следовать водителям, весьма размеренный образ жизни и разбойничают с десяти вечера до двух ночи. В два часа ночи разбойники, никого не поймав, ложатся спать, и с этого момента водители начинают просыпаться и ехать по ночной прохладе. Ну а в четыре утра почти все уже в пути, и никаких бандитов в помине нет. Но между 22.00 и 2.00 ни один водитель не ездит по афганским дорогам — из-за разбойников!

(В Кабуле и в других городах ночью — комендантский час, движение транспорта и людей запрещено. Может, и на дорогах есть особый запрет на движение машин ночью. А если ты не знаешь такого запрета — тебя поймают на посту: талебан!

Что же касается настоящих разбойников и воров, — Афган очень спокойная и безопасная страна. Менялы на базаре сидят с мешками по 50 килограммов денег, а если нет клиентов — пьют чай или даже дремлют близ своих мешков, столиков и пачек с деньгами, и никто не пытается украсть хотя бы миллион. За всё время нашей поездки нас ни разу не пытались ограбить и даже обмануть. Наши рюкзаки, карманы и деньги здесь в большей сохранности, чем в России. Наверное, ночные дорожные разбойники — некий миф, нацеленный на то, чтобы выявлять сторонников Аль-Каиды.)

Овцы, коровы и осёл спали в задней части автобуса, а одна беременная овца — в передней. Люди спали вокруг своих машин, постелив циновки. Мы с Книжником легли рядом с автобусом на ковриках, в спальниках. Но это была опасная близость! Коровы ночью гадили в багажнике, и их навоз просочился сквозь багажник на мой спальник и пенку, что я наутро с удивлением и обнаружил.

Перед рассветом поднялись, соскребли навоз, сели в автобус и продолжили путь. Часа через два овцам понадобилась прогулка, и пастухи вывели их в пустыню, а потом долго и тщательно запихивали обратно. Овцы, познав все прелести езды в автобусе, возвращаться в него не желали, но жестокий

Homo Sapiens в борьбе с животным миром всегда добивается своего.

Опять пустыня, пустыня, колючки, камни. Редко вдали увидишь глиняный кубик сарая. Камни и песок, сколько хватает глаз. Верблюды пасутся в отдалении. Вот чёрные шатры кочевников, "стопроцентных афганцев". Вот кладбище с мемориальными зелёными флагами, ими отмечают гробницы местных святых и воинов, павших за Родину. И машины, машины, машины, я не ожидал увидеть в этой стране так много машин! Все они имели стандартные афганские номера: название провинции, четыре цифры и ещё буква (алфавита дари). До Кабула и Газни встречались грузовики и с узбекскими номерами, везущие из Термеза и Ташкента сладости и газировку; редко-редко можно было увидеть таджикские номера — в районе Мазара. Тут были уже только местные, афганские номера. Половина автомобилей были советского производства (в Мазаре они подавляли большинством). Чем дальше на юг, тем меньше было советского, и тем больше чувствовался южный, пакистанский стиль: расписные грузовики, с бубенчиками, цепочками и колокольчиками, со светоотражающими рисунками, катафотами, с разрисованным кузовом, порой даже с резными деревянными дверями. Попадались грузовики не только с «бородой» из цепей внизу, но и с вентиляторами наверху, которые крутились потоками встречного ветра. А вот, чудо! цивильная, чистая цистерна навстречу, и номера — туркменские. Нефтепродукты.